Приготовление:

Картошку трем на крупной терке. Отжимаем руками, чтобы ушла лишняя влага.
Добавляем яйца, муку, соль и перемешиваем.
Тушки тилапии обваливаем с двух сторон в муке.
С двух сторон прижимаем к рыбе картофельную массу. Аккуратно кладем рыбу на сковородку с разогретым маслом. Жарим на среднем огне.
Когда с одной стороны корочка подрумянится, переворачиваем на другую. Уменьшаем огонь и жарим до готовности.

Очная ставка Либы с истиной проходила еще более вяло. Её усадили на угловой диванище ВИПа, а по другую сторону прилегла изнывающая от недосыпа Инесса, красавица с лицом боксерского тренажера. Ближе к серединке сидел Инессин Серж в черной куртке. Он нещадно зевал, мечтая снять куртку, укрыться ею и заснуть. Вполне человеческая мечта, но всему свое время. Пока Либа рассказывала двум зевающим телам историю своей встречи с Вождем-супругом в торговом центре, репортаж с острова любви становился все интереснее.

Судя по всему, Никита сказал какое-то вещее слово о Насте, известной нам переводчице с английского с хорошей фигурой и врожденным пониманием мужской психофизиологии. Выпивка частенько заставляет нас говорить людям именно то, что мы действительно о них думаем, а наш Никита склонен к правдорубству и по трезвому делу. Короче, что-то он сказал про Настенькину женскую ипостась, и вариантов для догадок у меня совсем не много…
Глаза Настеньки сузились еще сильнее, чем были нарисованы.
Егор попросил Никиту извиниться.
- Я перед вами извиняюсь! Вы... совсем не то, что я говорил, - галантно сказал Никита. Голос его слегка "плыл", ибо алкоголь, вы же понимаете, плюс жара. - Тебя устраивает, Егор?
- Нет, - Егор мотнул головой и придержал рукою очки.
- Я извинился ради тебя, поскольку ты попросил, - удивился Никита. - Как по-другому я должен извиняться перед этой женщиной?
Говоря так, Никита воздел обе длани в сторону Насти, словно собираясь испить из горсти, но длани пришлось быстро убрать, поскольку Настя совершила молниеносный кошачий замах двумя передними когтистыми лапками.
- Не ради меня, - пробормотал Егор.
- Она хочет поссорить нас всех... с тобой! - туманно, но доходчиво ответил Никита.
- Нет, я не поняла! - прирожденная женщина Настя уже не щурилась, а целилась в Егора одним глазом, чтобы Егоров было хотя бы два, а не четыре. - Я не поняла, почему он меня оскорбляет, называет меня, как ему хочется, а ты позволяешь это?
- Я вообще не воспринимаю это. Я... Я... в мозг… своём… не могу уложить то, что как мужчина, который называет меня своей женщиной, спускает это с рук... какому-то мужлану, - леди Кларик декламировала это, мятежно глядя в ночное небо. Её розовый маникюр лепестками осенних астр порхал на фоне бюста, обтянутого черной маечкой.
Егор все понимал, но объясняться уже не мог. Покачиваясь, он поплыл прямо на оператора, но буквально перед самым столкновением взял право руля, разошелся с ним левыми бортами и исчез в черной тропической ночи.
- Да не парься, - мирно проворчал Никита, отвернувшись от леди Насти и отхлебывая что-то из красного йогуртового стаканчика. - Проститутку Егору найдем, и всё то же самое будет!
Никита вновь повернулся к даме лицом. Леди Винтер молча подняла над головой пятилитровый пластиковый жбан с сахаром и нанесла удар - сверху вниз.
Никита подставил руку, и жбан безвредно скользнул мимо. Миледи задергалась, пытаясь сразить благородного Атоса жбаном снизу вверх, но Никита вежливо отклонил и эту попытку.
- Не парься, не парься! Или ты хочешь меня посахарить?
- Дебил! - с жбана слетела красненькая крышка, и Настя щедро усыпала весь стол сахарным песком. В кустах и на деревьях ахнули ночные жуки и букашки. Эти русские туристы могут довести любую живую тварь до диабета! Мало на столе объедков, огрызков и грязной посуды, так еще и сахарную дорожку по всей столешнице... Огромный зеленый кузнечик, давно уже утративший страх, самозабвенно жрал: послано испытание - пройди с честью. Лопнешь – пусть! По твоим стопам будут жрать потомки, они учтут твои ошибки и будут стрекотать гимны твоему подвигу. Мы стоим на плечах наших предков, а наши дети - на наших плечах, и так будет, пока...
Настя взяла со стола предмет полегче, маленький и округлый, крепко зажала его в ладошке и нанесла новый удар. Удары сверху вниз выгодно оттеняют девичью грацию и ухоженные подмышки, и Настя пользовалась этим знанием уверенно и ловко. Ухоженные женские подмышки сигнализируют, что и все прочее в полном ажуре.
Никита использовал другое знание: от удара сверху нужно ставить блок, а в конце слитным движением скручивать бьющую конечность до парализующей боли в локтевом суставе.
Два знания соприкоснулись, определили вектор равнодействующей силы, и Настя рухнула куда-то под стол.
- Портос, заберите свою женщину, - негромко сказал Никита, продолжив поглощать вкусное содержимое красного стаканчика. Егор не отозвался.

Если Настя ударить не смогла, то Либа была в ударе. Мучимый похмельем, безденежьем и предчувствиями, Вождь уже сидел за столом, дома. Либа бросилась ему на шею, вывернулась из-за его спины вбок, держа мужнину шею захватом, и поцеловала в правую щеку. Деваться было некуда, и Вождя просто перекосило.
- Всё, всё! Хорош! - он с трудом встал, отцепился от Либы и поковылял куда-то в сторону.
- Прям противно тебе, да? - в голосе Либы сквозило торжество. Она подошла к кухонному гарнитуру и сказала:
- На! Помой мясо!
После такой команды собаководы-любители обыкновенно свистят, но то любители, а Либа - профи, и потому свистеть не стала.
- Не хочу, - пролепетал Вождь.
- Мясо! Помой! - команда прозвучала резче, как два удара плеткой.
- Не хочу! Я душ принять хочу! - чуть не зарыдал сахалинский потомок Чингачгука.
- Обалдел что ли? - Либа мягко зашагала широким охотничьим шагом, настигая загнанного супруга. - Фу, от тебя даже несет каким-то бабьём! Ну-ка, дай!
Либа завернула Вождю рубашку на спину, оттянула ему штанишки вниз, нагнулась и шумно втянула ноздрями воздух. Ещё.
Вождь стал крабом отступать в сторону душевой.
- Дай понюхаю!
- Себя понюхай, - Вождю было совсем не по себе.
- Дай понюхаю! Дай понюхаю! - Либа обогнала Вождя, преградив путь, расстегнула ворот его рубашки и обнюхала воротник и шею. – Дай понюхаю!
Кошка вошла и села в пороге, одобрительно наблюдая процесс дознания.
- Мужиком прёт, - заключила Либа, шлепнув Вождя по спине для ускорения - типа, свободен, вали!
- Себя понюхай, - повторил уже совсем не к месту Женечка, неосторожно вернувшийся с гулек с запахом какого-то мужика. Кошка встала, дернула лапкой и отправилась по своим делам.

На открытой веранде стояли стулья в окружении какого-то дачного хлама. На одном стуле сидел костистый и громкий Лягушонок Кузя, а на второй стул как-то странно усаживалась его возлюбленная нимфа, недавно привезенная ему из холодной России.
- Ты потеряла меня навсегда. Я повторю тебе это и завтра. Я, мужчина, и я иду домой! Домой! Домой, я говорю тебе! А ты шляешься. - Лягушонок Кузя вращал выпуклыми глазами, ловя в их фокус татуированную нимфу. Красные элементы татуировки на правом плече Нимфы гармонировали с красным же платьицем на тоненьких бретельках, а для завершающего акцента в волосах нимфы красовался тоненький венок из красных же то ли цветов, то ли ленточек. - С какого перепугу ты в кустах вдруг затеяла разговор с Никитой, я не могу понять...
Ты настолько неуверенный в себе, - пропела Нимфа, поддергивая подол короткого платья повыше, попыталась коснуться ногою ноги Лягушонка, но не попала.
Лягушонок пытался продолжить, но Нимфа перебила его изломанную мысль.
- Если мой мужчина не может меня удовлетворить, не может быть рядом, не может поцеловать, - в доказательство Нимфа вытянула вперед костлявый кулачок, как доказательство нецелованности.
- Ах, вот ты как заговорила, - сообщил Лягушонок.
- Да, я так саговорила! Ты меня поселава-а-ать даже не в сассаянии, - у Нимфы на глазах выпадали зубы, рушилась дикция, размягчался позвоночник.
- Следи за тем, что ты несёшь, понятно тебе? - по-лекторски звучно и веско проговорил Лягушонок Кузя.
Сначала я не понял причин этого варьете с ариями и превращениями, но чуть позднее, когда Нимфа попыталась подняться со стульчика и гордо уйти со сцены, я всё понял: пьяна в стельку.
- А ты не хочешь меня даже поселавать, - выдохнула Нимфа. Она с трудом встала, ухватилась за столбик хлипкого крылечка, с трудом спустилась с пары ступенек и зигзагом двинулась обходить многострадального оператора, показывая Лягушонку фак через плечо.
- Грош тебе цена, гро-о-ош тебе цена! - сказал вслед Лягушонок голосом старухи - процентщицы. Ему тоже было страшно вставать со стула, он и не стал пытаться.

Аминь