— А предлагали?
— Ну да. Чтобы потом заниматься делами молодежи. Можно было бы подключиться. Но это мешало бы музыкальной карьере, отвлекало от неё, а переквалифицироваться в политика в мои планы не входило. Очень серьёзная профессия, к ней надо иметь призвание. Конечно, если ты осьминог и способен решать сразу сто разных дел, умеешь наладить систему сдержек и противовесов, тогда да. Но я не такой, я слишком прямолинейный… Или молчу.
— То есть?
— Не люблю, когда внутри перегорает, открыто говорю, что думаю. Либо совсем ничего не комментирую. Среднего не дано. Поэтому и в ЛДПР не вышагал на финишную прямую, раньше сошел с дистанции. Но грамоты получал.
— От Жириновского?
— От него. Когда в 2006-м занял второе место на «Евровидении» в Афинах, меня пригласили в Госдуму на встречу с фракцией либерал-демократов. Говорили всякие слова, наградили. Было приятно, не скрою. Сейчас понимаю: политтехнологии. С моей помощью пытались привлечь внимание молодежи к ЛДПР, но не скажу, будто сильно о чем-то жалею. Прекрасное было время…
— Однако оно прошло, а вы все не расстанетесь с «Евровидением». Как Иосиф Кобзон с комсомолом.
— Хотите поговорить об этом? Давайте-давайте. У меня давно не было больших и серьёзных интервью, всё отменяю да отменяю, не хочу ни с кем общаться…
— Кризис?
— Колоссальная усталость.
— Вы про «Евровидение» не ответили. Вот опять хотели участвовать от России. Трудно сосчитать, сколько попыток у вас уже было! Словно медом там намазано…
— Почему попыток? Я разгадал этот конкурс, впервые привез его в Москву…
— С тех пор четыре зимы минуло, а вы никак не успокоитесь.
— Да я вообще не собирался! Подумал: на фиг оно мне надо? Честно! Но мы с Юлей Волковой ещё года три назад хотели что-нибудь замутить вместе, спеть дуэтом. Тогда не срослось, наши дороги разошлись, а тут встретились, поужинали, и закрутилось. Попёрла энергия! Хотя я долго сомневался. У меня 30 января стартовал тур по России, за три месяца проехал сорок с лишним городов от Нарьян-Мара до Красноярска и Новосибирска. Перемещался из точки А в точку Б… Но в итоге записали с Юлей песню.
— Ну а на отбор для поездки в Баку зачем пошли?
— Я же говорю: в принципе «Евровидение» для меня отыгранная тема. Секрет раскрыт. Кстати, знаете, что на мне закончился большой этап в биографии конкурса? После 2008 года победителям уже не дают частный самолёт для полётов по разным странам. Кризис долбанул, и всё. Никто теперь не совершает тур по лучшим шоу, как это делал я. Париж, Лондон, Стокгольм, фьорды какие-то… Эндрю Ллойд Уэббер сюда приезжал, я к нему ездил… Словом, масштабная история была. Всё время самолёт стоял под боком. Не кукурузник, не думайте. Современный аппарат. Те лауреаты, что после меня пришли, даже шутят: «Ну, Дима, ты и оттянулся за всех!» Как после этого не отождествлять себя с «Евровидением»? Разве так честно? Если хотите, я собственность конкурса. Не по бумагам, конечно, а чисто в моральном смысле.
— Тем более непонятно, к чему пытаться ещё раз войти в ту же реку.
— Не слушаете, вот и не понимаете! Объясняю: энергия заиграла — не остановиться! Находиться в таком состоянии — уже драйв, хотя бы ради него стоило попробовать.
— А в итоге вы проиграли старушкам из Буранова. Обидно поди?
— Я умею грамотно беседовать с внутренним адвокатом. Мы с ним всегда обо всём договоримся, будет полный порядок, не переживайте… Не хочется иронизировать по этому поводу. Посмотрите на меня: мы ещё в кроссовках и на беговых дорожках, а бабушки где? Однако от них идёт необузданная страсть, люди раскрепостились, повеселились, но, кажется, сами удивились победе. Не знаю, как бабушек примут в Европе, но меня от них пёрло. Честно! Если бы во время конкурса не был сверхуставшим, улыбался бы. В смысле ещё шире. Бурановская солистка, не Наталья Пугачева — другая, потом подошла ко мне: «Вот вы-то поёте, а мы — нет…» Я говорю: «Да ладно! Главное, что цепляет…» Она и сказала: «Только на нас не обижайтесь». Вот дословно! Зато теперь никто не станет утверждать, будто Билан не даёт дорогу молодым!
— Про обвинения бабушек в плагиате слыхали?
— Мне позвонили журналисты, начали расспрашивать. Даже зажмурился: «Не дай бог!» Если бы бабушек сняли с пробега, пришлось бы ехать на конкурс как занявшему второе место на отборе. А я уже не хочу… Сам слушать песню, на которую ссылались критики, не стал, связался с давним другом. Виктор Гуревич окончил консерваторию, сейчас делает партитуру к моему концерту в Зале Чайковского. Спросил его открытым текстом: «Вить, бабушки что-то взяли у Ингрид?» Он послушал и говорит: «Нет, это не плагиат». Ну я и успокоился. Теперь всем так отвечаю со ссылкой на авторитетного человека… Словом, будем болеть за бабушек с чистой душой.
— А у вас нет ощущения, что конкурс давно себя изжил?
— Вы это говорите потому, что Россия в нем побеждала. Если бы я не выиграл, по-прежнему бились бы за первое место. Такие уж мы люди: едва находим ответ, сразу теряем интерес. На Западе всё иначе, хотя, соглашусь, и там внимание снизилось. Тем не менее оно остаётся большим. «Евровидение» задаёт вектор на год вперёд. Знаете, как вспышки на Солнце. Вроде бы не замечаешь их, но ощущаешь: самочувствие меняется, техника из строя выходит. Наверняка конкурс ждут перемены, это нормально, ведь с момента создания прошло полвека с лишним...
— Не боитесь пожизненно остаться заложником той белградской победы?
— Да, мне говорили: всё, Дима, никуда тебе от этого клейма не деться. Но так рассуждают лишь те, кто не следит за моей жизнью. Я не останавливался ни на минуту, есть новые победы, международные награды, первые места в чартах. Другое дело, надо понять, куда двигаться дальше. Я не обуздываю фантазию. И на «Звёздном льду», пока было интересно, успел на коньках покататься, и в телепроекте «Призрак оперы» на Первом канале исполнил арии Париса, Христа, князя Елецкого, принца Раджами…
— Даже в кино силы попробовали.
— Пока на уровне эксперимента. Хотел бы замутить что-нибудь яркое, интересное, были какие-то пробы, потуги и попытки, но всерьез рассуждать, закинув ногу на ногу, рано. Я продюсировал мини-фильм «Театр абсурда», где сыграл главную роль. Ролик есть в Интернете. Записал саундтрек к фильму «Глянец». Это не вполне кино, но всё-таки побывал в офисе режиссёра Кончаловского, пообщался с Андреем Сергеевичем, он снял клип на песню «Дорогие мои москвичи». В двадцать шесть лет я воспринял всё как должное, а сейчас понимаю: это большая честь для меня. Рисковать не боюсь, лишь бы смысл был какой-то. Хочу развивать историю с симфоническим оркестром. Может, это моё. Влечёт туда со страшной силой. Когда входишь в зал и видишь солидных музыкантов, такое чувство возникает…
— Первый блин был на вашем тридцатилетии? Тогда выступали с Венским Штраус-Оркестром?
— На самом деле не первый и не блин. Тот концерт скоро покажут по телевидению, сможете убедиться. Дебютировал я лет в четырнадцать с оркестром народных инструментов. Домры, мандалины, балалайки... Давно это было… Потом в Гнесинке пел классику. Даже в Шуваловском зале, где сейчас ресторан. Так что опыт есть. Немного робею перед новым выступлением, что понятно и объяснимо. Зал Чайковского — место для музыкантов особенное, намоленное, как для драматических актеров МХАТ, а для оперных — Большой. Ощущаю это. Не так, что вышел, по-быстрому слабал и дальше по делам отправился. Готовлюсь, чинно ноты читаю, вспоминаю, чему учили… Это не ради пафоса, а исключительно для себя. После бесконечных гастролей, тонн аппаратуры, динамиков, проводов и саундчеков приятно выйти на сцену, где лишь пюпитры, скрипки да виолончели. Все репетиции заканчиваются одинаково: оркестранты аплодируют. Нехило так! Песни я исполняю драматичные, с сюжетом. Если правильно аранжировать, запросто могут выдавить слезу. Еще порепетирую с оркестром, но после концертов в Америке. В Нью-Йорке выступаю и в Торонто.
— У вас теперь в Штатах сестра живёт?
— В Лос-Анджелесе. Закончила здесь девять классов и поехала туда учиться вокалу. Поселилась в американской семье. Пока ей все нравится. Педагоги говорят, что у Ани большой дар. Я страшно рад и горд. Правда, сестра не определилась, на чем остановиться — на опере или не столь классическом жанре. Может, соул или джаз… Выбор пока стоит on hold. На месте сестры предпочел бы импровизацию, но решать Ане. Вольному воля! О себе скажу: не умею стоять, должен постоянно двигаться, подпитываясь свежими впечатлениями, эмоциями. Дурно становится от мысли, что придется год за годом ездить с гастролями в одни и те же города, выступать там по кругу. Тоска! Хочется чего-нибудь новенького. Сейчас мне интересно поработать с симфоническим коллективом. Нельзя упускать шанс.
— А коллеги как реагируют на ваши опыты?
— По-разному. Кому-то это кажется странным. Ну и пусть. Главное — мне нравится. Я же не сам высунулся, а получил предложение. Сейчас можно выступить с кем и где угодно, когда есть деньги, но если к тебе приходит промоутер, занимающийся организацией классических концертов, это надо ценить, верно? Не идеализирую ситуацию, не пытаюсь изображать из себя классического певца. Моя цель иная — самому получить удовольствие и доставить его другим.
— Как думаете, что за публика на этот раз к вам пожалует?
— Буду рад любой. Наверное, кто-то придет из любопытства, в надежде увидеть: вдруг пущу петуха. Знаете, перед концертами специально не спрашиваю у организаторов, сколько билетов продано. Не интересуюсь, не хочу. Но если вижу пустые места, невольно напрягаюсь. Кстати, в последнем туре по России порой выступал в таких залах — мама не горюй! В нескольких городах натолкнулся на убитые площадки, давно не встречал подобных. Снял на видео в телефоне, хотел выложить в социальные сети, а потом не стал, чтобы не обижать местных жителей. Они ведь ни в чем не виноваты. Посмотрят, скажут: ах, бах, вах! Были и совершенно удивительные моменты. Подходили взрослые девушки: «Дима, мы начали слушать вас в раннем детстве, лет с трех». Я спрашивал: «Че?! И сколько же вам сейчас?» Говорят: «Двадцать… Двадцать один…» Шел к зеркалу и думал: «Блин! Неужели я такой старый?» Когда пою со сцены, жадно разглядываю публику. Вижу change, аудитория постепенно меняется. Появились зрители, извините, с заметными морщинами на лице. По крайней мере, в первых рядах. Вечерние костюмы, богатые букеты...
— Наверное, в партере билеты дорогие?
— Насколько знаю, цены вполне демократичные. Но, кстати, лучше слышно из середины зала, там самый хороший звук. Все рвутся вперед из-за престижа. Помню, на концерте Уитни Хьюстон в Кремле году в 2004-м сидел в первом ряду, меня прямо-таки колотило от восторга, а по соседству расположились степенные господа, с неудовольствием косившиеся в мою сторону. Мол, почему этот молодой человек все время подпрыгивает в кресле? Артисту на сцене важно чувствовать энергию зала, подпитываться ею, а она порой застревает в районе партера. Не забыл я и жующих людей в «Метелице» на Новом Арбате. Меня подавали между закусками и горячим, а народ жрал свой «Цезарь»… Нет, вру, его в России тогда еще не распробовали. Словом, публика ела салат и, отрываясь от тарелок, поглядывала на сцену: «Пой, мальчик, пой». И я пел. Поэтому закалка у меня хорошая, с курса не собьюсь…
— А сейчас на корпоративах выступаете?
— Как же без елок? И для трех слушателей давал представление. Я сговорчивый по ценам, но никогда не иду на то, чтобы петь без музыкантов. Мол, под минусовочку отработал, и ладно. Нет, так не годится. У меня нет проходных концертов. Стараюсь с каждым подняться на новую высоту. Заоблачную.
— Вы как-то даже о космосе обмолвились...
— Пошутил, а пресса подхватила. Фантазия, вдруг обросшая деталями и подробностями. Узнал, что желающие слетать на космическом корабле составили список, не такой уж и длинный. Решил поинтересоваться, кто последний. Кажется, с тех пор очередь не занимали, но она и не продвинулась вперед ни на шаг. Поэтому остаюсь на Земле. Пока.
— А Димой, похоже, стали навсегда.
— Да, теперь это мое официальное имя. Так и в паспорте записано. Пришлось бороться, судиться. В итоге отстоял законное право называться, как хочу. Победил!
— В тридцать Димой быть нормально, но в сорок или пятьдесят?
— А что такого? Меня ничего не смущает.
— Дима Николаевич… Малость не того, не находите? Странновато звучит.
— Сразу видно: человек старой формации. Я тоже застал дисковые телефоны, которые вот так надо было крутить — тр-р-р-р, и уличные автоматы с газированной водой и стеклянными стаканами. Молодые этого уже не поймут. Мы с вами чересчур трагически ко всему относимся, надо проще смотреть на мир. Я стараюсь. Откройте Интернет, полюбопытствуйте, какие ники выдумывают люди. Закачаешься! Потом это из «Твиттера» перекочевывает в реальную жизнь. А Дима Николаевич Билан — очень даже нормально. Возраст я пока не чувствую. Ну да, тридцать лет — круглая цифра, сначала казалось, перешагну и не замечу. Но вскоре после дня рождения и Нового года полетел на отдых в Таиланд и даже иронизировал, мол, вернусь другим человеком. Вроде бы возвратился тем же, хотя и со слегка видоизмененным сознанием.
Что касается имени, никогда не забывал о том, которое дали при рождении. Но быть Витьком не хотел. Другое дело Виктор. Потрясающе, супер! Пишу сейчас для него альбом.
— Для кого? Вы меня совсем запутали!
— Для Виктора Белана. Для моего второго я. Музыка, аранжировка, стихи — все делаю сам. Сочиняю в гастролях, подпрыгивая на кочках на заднем сиденье машины. Уже есть восемь песен, четыре полностью готовы. Они немного выходят за рамки привычного и знакомого Димы, но это нормально. Для равновесия, баланса. Привет альтер эго! Одна половина дополняет другую. Мне надо выливать наружу то, что накапливается внутри. Наверное, скоро выложу часть записанных песен в Интернете, а потом выпущу «винил», как и прежде. Традицию не хочу нарушать. Уже подсел на это.
— Я вот что подумал: а ведь Виктор Белан в «Евровидении» ещё не участвовал. Пробел в биографии!
— Кстати, да. Спасибо за подсказку. Надо с продюсером посоветоваться…
http://www.itogi.ru/arts-exclus/2012/21/178144.html