— Более того, я был уверен, что не соглашусь. Потому что это о-го-го как тяжело! Выматывает. Проект — это же не только сами съемки. Надо отслушивать песни, звонить конкурсантам, встречаться с ними, подбадривать, рассказать анекдот, пошутить, привести их как-то в чувство перед выходом на сцену. Они же волнуются. А потом в результате — а это самое страшное — с кем-то из них расстаться. Кусок оторвать от сердца. Небольшой, но живой. Пока справляемся — и я, и остальные наставники, но третий «Голос» точно без нас будет.

    — Пелагея уже заявила, что на третий сезон не пойдет.

    — И я с ней солидарен. Мы давно договорились, что если кто-то из четверых решит покинуть проект, остальные уйдут за ним. Мы совпали, сработались, про нас уже анекдоты слагают, карикатуры рисуют. Помните ту, где Пелагея — лиса, Агутин — волк, Градский — медведь, а я — заяц? Ворона для нас поет, а мы сидим на пеньках в лесу и слушаем. (кстати, я ничего против зайца не имею. Очень интересный персонаж, если судить по русским сказкам.) И представьте себе, что в такой слаженный коллектив вместо, скажем, Пелагеи, приходит другая девушка. А тут мы сидим, завсегдатаи, и у каждого свой сложный характер. Как она привыкать будет? Мы год друг к другу притирались…

    — И все равно бывают конфликты. Как, например, у вас с Градским. в прошлом сезоне Александр Борисович снизил оценку Ольге Кляйн из вашей команды за то, что она слишком много внимания уделила танцам в своем номере, а в этом сезоне вы ответили Градскому тем же.

    — Было такое, да. В шутку, разумеется, на камеру, но бывает. Александр Борисович тогда выкрутился, что, мол, учится у молодых, ломает стереотипы. Или та же Пелагея иногда напрягается, когда я ее Полиной называю, прямо под потолок взвивается. Хотя на самом деле мы давно сдружились, стали практически как брат и сестра. Между наставниками такой соревновательный дух, абсолютно нормальный, спортивный, боевой. А когда съемка заканчивается, мы мирно общаемся, иногда можем собраться и посмотреть наш эфир где-то, к примеру, в караоке. Зал, большой экран — удобно. Даже пели там пару раз, хотя, как вы понимаете, каждому из нас пения выше крыши на работе хватает. Но вот было такое настроение. А можем после караоке и в гости друг к другу заехать.

    — Градский иногда приглашает команду на репетицию к себе домой. Вы так же тесно общаетесь с подопечными?

    — У меня есть репетиционная база. Я и сам там работаю. Дом все-таки, как мне кажется, для работы не предназначен, и к себе я никого не вожу! Но ближе к финалу первого «Голоса», когда я и некоторые из моих ребят ушли от отношений «наставник — ученик» и стали просто хорошими друзь­ями, все немного изменилось. Мы стали перезваниваться, заезжать в гости. И по сей день с удовольствием общаемся. Юля Терещенко может позвонить в любой момент, посоветоваться или пригласить: «Дима, у меня презентация, приезжай, очень хотела бы тебя видеть». С Марго Позоян постоянно переписываемся, она присылает свой материал музыкальный, интересуется моим мнением, я часто прошу у нее каких-то советов. Все-таки у нас музыкально-артистическая солидарность сильно развита, мы все друг за друга стараемся держаться.

    — В проекте «Голос» принимает участие много профессионалов, за спиной у которых и опыт выступления на сцене, и победы в различных песенных конкурсах. И вдруг вы им говорите: «Ты неправильно поешь, надо по-другому». Могут они с вами не согласиться? Сказать: «Дима, ты не прав»?

    — Конечно. Говорят.

    — И что тогда?

    — Ну что? Продавливаем. Я объясняю, что ни один человек, какой бы он ни был профессионал, не видит себя со стороны. И нам, наставникам, порой виднее, как он будет смотреться на сцене. Поэтому приходится настаивать, да. Иногда — до слез. И я не только вокал корректирую… был момент, когда убедил девушку, что на сцену необходимо выйти в пальто. Другую конкурсантку уговаривал избавиться от километров какого-то плюша и тюля, намотанных на нее и старящих на 20 лет. Третью отмывал от косметики, которой было слишком много. А как иначе? Я выбираю их и потом отвечаю за свой выбор. Меня же будут все обсуждать, говорить: «Вот тут он недоработал, здесь не угадал».

    — Победа в шоу обеспечивает конкурсанта огромной славой. Но гарантирует ли удачную карьеру?

    — Победа в «Голосе» — шанс, и неплохой. Но я не устаю повторять: голос очень важен, невероятно важен, но это просто работа связок. Чтобы добиться успеха, надо быть интересной, спорной, одиозной личностью, какие-то нотки драматического искусства должны быть в человеке — тогда он становится привлекательным и за ним любопытно наблюдать. И самое главное — база нужна, репертуар. Когда я поехал выступать на «Евровидение», у меня был готов альбом. И яркий момент своей победы я тут же подкрепил материалом. Раз — песню в эфир запустил, другую, и через некоторое время клипом закрепил успех, а там и альбом подоспел. Для «Голоса» необходима такая же схема. А большинство участников приходят неподготовленными.  Говорят, например: «Мы альбом не планировали пока, мы суеверные, нельзя раньше времени даже думать о победе, вдруг сглазишь». или: «Ну что мы будем деньги тратить на запись альбома, а вдруг не выиграем, куда это все тогда?» И это становится грандиозной ошибкой. Человек победил, про него говорят, и тут бы ему показать, на что он способен вне рамок проекта, пока его еще помнят… А он только сейчас пошел материал набирать. И все — начинай сначала. Хотя, конечно, нуж­­но отдать должное Первому каналу, здесь активно опровергают стереотип «Пос­ле проектов нет будущего». Участников не бросают сразу после финиша, вовсю снимают в других программах — «Двух звездах» и т. д. Это называется «отвечать за свои слова». Но в итоге все равно надеяться можно лишь на себя и, пока есть время, думать над тем, чем ты будешь удивлять публику дальше.

    — Вам самому участие в «Голосе» дало что-то? Вы открыли в себе новые грани?

    — Мне интересно было попробовать себя в другом ключе, например спеть дуэтом с обладательницей прекрасного голоса. Еще «Голос» меня организовал. Я стал более внимательным к своему времени, расписанию. Да и наставником побыть полезно бывает. Уча других, я отчетливо увидел свои ошибки и наконец-то понял, просто бесконечно понял своих учителей. Когда учился, преподаватели говорили разные правильные слова, а я слушал и думал: «Какой-то бред! Ну что значит: «Не замыкайся! Разомкнись»? Что это? Как?» А теперь сам вижу, как человека замыкает и он не может отдать эмоции. Твержу ему те же фразы, а он наверняка слушает и считает, что я брежу.

    — Это, видимо, еще и этап взросления?

    — Наверное. Мне сложно судить, и поклонникам моим тоже сложно. Я расту и развиваюсь на глазах у людей, 12 лет уже мозолю всем глаза. (Смеется.) В хорошем смысле, разумеется! А когда человека видишь так близко, трудно заметить в нем качес­твенные изменения. Но люди действительно мне все чаще говорят: «Ты вырос, изменился».

    — Даже внешне заметны перемены…

    — Да, уходит «маечное» настроение, я больше не ношу джинсы, особенно рваные, это все уже не про меня. Теперь преимущественно брюки, а если уж джинсы, то строгие черные. Час­то хожу в очках в массивной оправе, многие смеются, что я в них на Джонни Деппа похож. Очки, если вы заметили, с затемненными стеклами. Глаза болят у меня ужасно на каждых съемках. Постоянно капаю лекарство, но спасения нет. И я пытаюсь создать глазам комфорт, свет приглушаю.

    — А со стороны кажется: Дима Билан для пущей звездности темные очки носит…

    — Я уже разных мнений о себе наслушался. И что нарцисс, и что напрочь лишен самоиронии. Но одного взгляда на человека недостаточно, чтобы его узнать, правда? И первое мнение может быть ошибочным. Если я первым не поздоровался с человеком, он тут же автоматически решил, что я возгордился. А может быть, я стесняюсь?!

    — Дима Билан может кого-то стесняться?

    — Я живой человек! Разумеется, с возрастом стеснение уходит. Мы садимся со временем, как батарейки, потому что многое в жизни повторяется, новизна пропадает. А я хочу сохранить в себе ребенка как можно дольше. И глядя на отца, на которого очень похож, не сомневаюсь: жизнь обещает быть веселой еще много-много лет!

        — Вы часто общаетесь с родителями?

    — Без общения с мамой и папой я могу только два-три дня выдержать. Благо живут они сейчас недалеко, в 90 км от Москвы — переехали, потому что хотели дать достойное образование моей младшей сестре. А еще из-за меня: я мечтал, чтобы они были ближе. Родители мои — активные, жизнерадостные люди, дел у них полно. Папа — инженер-конструктор, работы невпроворот. На маме вообще все держится — она хранитель нашей семьи. И в прямом смысле, кстати, тоже: хранит документы, оформляет разные дела, следит за стройками — у меня вот, например, много лет дом строится. Внучка у нее, дочь Елены, моей старшей сестры, в школу ходит — с ней тоже надо заниматься. Иногда мама ко мне приезжает, дом в порядок приводит. Уедет, а в холодильнике еще несколько дней полно всякой вкусноты.

   — А в жизни сестер Дима Билан участвует?

    — По мере сил, особенно в жизни младшей — Ани. Она два года уже в Америке живет, оканчивает школу, привыкает к стране, учит язык, находит новых друзей, собирается учиться дальше — планирует стать актрисой или певицей. Мне часто пишет и звонит, и пока уверяет, что в Россию не вернется. Но взгляды у людей меняются. Я, кстати, не исключаю, что сам возьму и на год-два, как Аня, тоже уеду. На самом деле есть у меня такая мечта: взять и укатить куда-нибудь надолго. Вспомнить себя свободным. Начать все с чистого листа, когда не страшно что-то терять, потому что у тебя ничего нет, кроме голоса, гитары за спиной и массы идей. Тебя ничто не держит и не гнетет. И все вокруг кажется волшебным. Я так много лет назад приехал в Москву. Она мне показалась невероятной, грандиозной. Это сейчас я к ней привык и уже не восторгаюсь каждый день, чего-то не замечаю. А хочется повторить те ощущения, попасть в незнакомый город. И заново начать завоевывать любовь и уважение сначала коллег, а потом и публики. Это только кажется, что легко, а пойди попробуй повтори все то, что ты сделал!

    — Были ли мысли попробовать себя в другой области? Начать, скажем, пироги печь?

    — Я очень люблю сцену и обожаю свое дело, но порой мне кажется, что это все несерьезное и ненастоящее. А по-настоящему одухотворенная жизнь может быть, только когда ты делаешь что-то руками. Работаешь, например, со стеклом или с деревом.

   — А вы умеет что-то делать руками?

    — Когда мне было 15 лет, мы вместе с папой построили дом. Что делают обычно летом подростки? Шляются взад-вперед. А у меня три месяца были лестницы, цемент, кирпичная кладка. Я с утра до ночи работал, потом падал спать, с утра меня будили, и я снова шел строить. Так что прекрасно знаю, как возводятся дома, все стадии — от фундамента до внутренней отделки. Меня в детстве в строгости держали и приучали работать. И во время каникул я всегда ездил то на персики в горы, то еще какие-то урожаи собирать.

    — У вас есть хобби?

    — Есть — музыку пишу. Душа отдыхает, когда сочиняю для своего проекта Alien24. Альбом пишется долго и тщательно, уже два года, а записано пока только процентов 70, но я не спешу, хочется выбрать такое, чтобы люди, услышав, выдохнули: «О, нравится!» Еще отдыхаю, когда книги читаю, когда ем вкусно, да просто в окно смот­рю. Путешествия стараюсь совмещать с общением — летаю к друзьям, подругам, которые давным-давно перебрались в США, в Германию, в Таиланд. Как-то так получилось, что в Москве друзей и не осталось совсем. И я к ним летаю, и не по разу в год, а по два, по три. Мне жизненно необходимо иногда посмотреть человеку в глаза, спросить то, чего ты не спросишь больше ни у кого. И только от них могу услышать: «Что ты сделал? Это полный бред и гадость!» — и нормально отреагировать, поверить им, встряхнуться.

    — Вам 31 год. В этом возрасте у человека, помимо друзей, чаще всего есть семья. Почему вы не стремитесь ее заводить?

    — Я с детства не любил свадьбы, для меня это всегда был шок. Ожидается такое космическое счастье, а на самом деле — мордой в салат и пьяные танцы на столах. Кто в здравом уме о таком мечтать будет? А если серьезно, по моим наблюдениям, семья и дети появляются у человека либо совсем рано, когда он еще ничегошеньки в жизни не смыслит, либо уже поздно, когда начинаешь понимать, что дальше тянуть нельзя. Для взрослого человека жениться — это слишком серьезный шаг. Космическая ответственность! Думая о будущей семье, ты ставишь себе массу условий: я должен быть состоятельным, у меня должен быть подходящий дом, стабильность. Жену выбираешь себе тщательно. И чем больше размышляешь, тем больше понимаешь, что пора пока не пришла. Да и избранница твоя до идеала не дотягивает…

    В общем, надо было в юности жениться. Студентом, я был сильно влюб­лен в одну девушку. Это была такая любовь, что дышать становилось тяжело. У нас ничего не было серьезного, только какие-то невероятные поцелуи, от которых уносило голову. Я недавно посмот­рел фильм «Великий Гэтсби», и эта история мне напомнила меня тогдашнего! Та же любовь, которой ты всеми силами стремишься доказать, что ты достоин ее. Это было тогда моей главной мотивацией, ради нее я не спал сутками. Днем учился, а ночами работал, например, в одном известном магазине принимал, сортировал и развешивал по залам одежду. Смена заканчивалась в семь утра, и я ехал в институт. Спал в троллейбусе либо по дороге в «Гнесинку», либо обратно, по пути на работу. Работал, работал и работал. И постепенно той любви не стало и в помине.

    — Не надо было так затягивать…

    — Я об этом и говорю! Хотя, надеюсь, что у меня все-таки еще все впереди. Знаете, что я понял? Обзаведение семьей — это заразно. Вот в компании твоей кто-то женится, у него появляется ребенок, потом другая семья возникает рядом с тобой, потом еще… И ты смотришь: а оно вроде и ничего. Я понаблюдаю сейчас, как живут мои близкие друзья и подруги, и тогда, возможно, тоже на что-то решусь. Мне нужны положительные примеры!