Город-порт, возникший на стратегическом перекрёстке морских дорог из Тихого в Индийский океан, издавна превосходил соседей своим благополучием. Не зря Вертинский ещё до войны пел о «бананово-лимонном Сингапуре», а не о Сеуле или Сайгоне.
А в 1950 году ВВП, приходящийся на душу населения этой английской колонии, оценивался примерно в 2500 американских долларов — вдесятеро выше, чем в Китае, впятеро выше, чем в Корее, и даже выше, чем в Японии. За следующие полвека этот разрыв заметно сократился, хотя Сингапуру удалось сохранить первенство.
Неизменное сингапурское преимущество перед соседями обеспечили не гений Ли Куан Ю и не сборка электроники, а специализация в качестве торгово-финансового хаба для всей Восточной Азии. На протяжении веков город в проливе между двух океанов служил перевалочным пунктом для товаров из Индии и Индонезии — с одной стороны, Индокитая и Китая — с другой, стран Западного мира — с третьей.
Например, на рубеже XX и XXI веков объём сингапурского экспорта колебался от 177% до 208% валового продукта страны. Предприимчивые ребята продавали вдвое больше, чем производили! Так было всегда, и не потому, что для торговли в городе создан особо благоприятный инвестиционный климат, а потому, что на пути между двумя экономическими гигантами Азии — Китаем и Индией — нет более удобного пролива.
Похожими хабами, только с чуть худшим географическим положением, служили Гонконг и Макао — и они так же, как Сингапур, издавна выделялись на фоне бедных азиатских родственников, превосходя уровень жизни соседей в разы и лишь чуть-чуть уступая родине Ли Куан Ю.
Такое положение сохранялось независимо от того, кому принадлежали упомянутые торговые центры: либеральной Великобритании, европейской золушке Португалии или авторитарному Китаю. Менялись хозяева, менялась политика, а объективные обстоятельства оказывались сильнее человеческих ухищрений.
Правда, совсем недавно, после воссоединения с КНР, Макао удалось опередить Сингапур, но опять-таки не благодаря идеальной экономической системе китайских коммунистов, заткнувших за пояс кембриджскую школу сингапурских вождей, а благодаря превращению Макао в главную игорную зону Поднебесной. Налицо отсутствие экономических чудес, равно как отсутствие чудодейственного рецепта, который можно с успехом перенять.
Кстати, в Русском мире роль такого же торгово-финасового хаба (только не в силу географических, а в силу политических причин) играла и играет Москва. Поэтому Москва по уровню доходов стоит на две головы выше как Минска с Киевом, так и Питера с Воронежем. Даже в девяностые годы, когда всё вокруг валилось (включая знаменитые столичные заводы «ЗИЛ», АЗЛК, «Трёхгорку», Первый часовой, Шарикоподшипниковый и т. д.), московский душевой ВВП за счёт торгово-финансовой сферы продолжал расти.
Производство в Белокаменной сокращалось, а уровень жизни уверенно увеличивался. Можно, конечно, назвать это явление «московским экономическим чудом» и объявить его «отцом» Юрия Лужкова, но очевидно, что тиражировать подобное чудо можно только одним способом — перенеся столицу Русского мира, как административную, так и фактическую, в какой-нибудь другой город. «Чудо» будет мигрировать вслед за местом дислокации российского правительства — куда начальство с бюджетом, туда и банки с экспортно-импортными конторами.
«Сингапурское чудо» в этом плане ещё меньше поддаётся воспроизведению — прорыть новый пролив через Малаккский полуостров технически гораздо сложнее, чем перенести столицу в России.
Никаких чудес в экономике не бывает и не будет. Никакой экономический гений не может обеспечить «прыжок выше головы». Развалить экономику за несколько лет, опустив её на 30–40 пунктов в мировом рейтинге, — это да, таких примеров сколько угодно.
Так сработал «экономический гений» коллективного Гайдара, и в этом направлении, похоже, толкают Украину реформы коллективного Яценюка. А вот вывести страну за несколько лет из второй или первой экономической лиги в премьер-лигу ни одному умнику не по силам.
«Позвольте, — возразит верующий в экономические чудеса обыватель, — а как же вышеупомянутые „дальневосточные тигры“, на фоне которых побледнел даже Сингапур и ВВП которых рос в два-три раза за десятилетие?» Однако и в стремительном возвышении Восточной Азии тоже никакого чуда нет. Освободившись от колониальной зависимости, этот регион просто-напросто вернул себе естественные экономические позиции, которые занимал до европейской колонизации.
Современник разинет рот от удивления, когда узнает, что триста лет назад уровень жизни в Китае, Таиланде и Индонезии превосходил уровень жизни большинства европейских стран. Но именно к такому выводу пришёл коллектив парижских экономистов в альманахе «Le Monde Diplomatique» в 2008 году.
Восточная Азия издавна отличалась высоким развитием производительных сил и соответствующих им рыночных институтов. Чего стоит тот факт, что переход к обращению фиатных денег Китай осуществил на 400 лет раньше Европы! Речь идёт про валюту Хубилая — тот самый юань, который оказался первым в мире успешно внедрённым бумажным денежным знаком.
Экономическое превосходство Китая над Европой стало главной причиной печально известных Опиумных войн. Из-за низкой конкурентоспособности европейских товаров в обмен на изысканные фарфоровые вазы и шелка западные торговцы могли предложить только наркотики.
Победа англо-французской коалиции в войне за свободный оборот опиума повлекла «экономическое чудо» на одном конце света, обеспечив расцвет Великобритании, и «экономическое античудо» на другом конце, став настоящей катастрофой для китайского хозяйства и унеся в могилу десятки миллионов жертв наркотической зависимости.
Ограбление других стран региона осуществлялось с помощью иных механизмов, но имело похожие последствия. Только освободившись от колониальной зависимости, от компрадорской ориентации национального хозяйства, страны Восточной Азии начали стремительно возвращаться к своему естественному статусу одного из ведущих центров мировой экономики, который был присущ им уже несколько тысяч лет. Это не карлик быстро вырос, это распрямился согнутый в три погибели великан.
Важно отметить, что это возрождение дальневосточного феникса носило синергетический характер, то есть рост, например, китайской экономики содействовал росту сингапурской и гонконгской, и наоборот. Поэтому темпы развития всех стран региона различались не слишком сильно и никакого отдельно взятого «чуда» в отдельно взятой стране, будь то Сингапур или Южная Корея, не наблюдалось.
Налицо гигантский процесс субконтинентального «выпрямления сжатой пружины», вышедший далеко за национальные рамки и потому не сводимый к политике отдельных национальных правительств.
Именно поэтому любые разговоры о рецептах «экономического чуда» в этом регионе должны быть отнесены не столько к сфере экономической науки, сколько к сфере политического пиара. Связывать выдающиеся достижения «дальневосточных тигров» с именами отдельных финансистов или политиков, даже таких незаурядных, как Ли Куан Ю, — заведомо спекулятивное дело.
Но почему же нам с таким упорством предлагают искать рецепт русского «экономического чуда»? Какую подоплёку имеют эти мечты? Существуют ли у нас объективные предпосылки к такому же стремительному подъёму, какой совершили «дальневосточные тигры»?
(Окончание следует)
Иван ТАЛЯРОНОК