И всё бы хорошо, но осадочек, как говорится, остался. Во-первых, крайне неприятно, что в такой важный момент России пришлось полагаться на помощь союзника. Или пусть даже не союзника, но хотя бы партнёра-без-кавычек. В переписке прямым текстом указывалось, что использование европейских или американских спутников было бы ненадёжным вариантом по очевидным политическим причинам. Что же, хорошо, конечно, что у нас есть широкие международные контакты и договорённости в самых разных областях, а также надёжные партнёры, которые готовы оказать нам поддержку и выдержать данные обязательства. Но с другой стороны, и это во-вторых, очень неприятно, что в таком важном деле нам пришлось полагаться на добрую волю пусть и надёжного государства, но всё же не на свои собственные силы.

Я уж молчу, что, в-третьих, подобная переписка ни при каких обстоятельствах не должна взламываться и всплывать на всеобщее обозрение. Ведомство, занимающееся информационной безопасностью страны, не защищено само — это недопустимая ситуация.

Однако вернёмся к вопросу о спутниках. По различным оценкам, «средняя температура по больнице» составляет примерно 30% обеспечения наших нужд в космической связи через национальную спутниковую группировку. Радует, что этот процент неуклонно растёт. Огорчает, конечно, что он, несмотря на это, всё ещё крайне низок — это и показала наглядно ситуация с Крымом. На 70% мы обеспечиваем свои потребности за счёт иностранных спутников. И в этом есть своя логика.

Когда Россия запускает чужой спутник, она зарабатывает деньги. Получает прибыль, поддерживает собственную космическую отрасль. Конечно, можно не ограничиваться деньгами — ими и не ограничиваются. Можно договариваться об условиях использования запущенного аппарата на льготных позициях партнёра по его запуску, а не совсем постороннего третьего лица. Конечно, это выгодно: владелец спутника экономит живые деньги, возвращая их услугами запущенного аппарата, а Россия покрывает свои потребности в связи без фактических вложений в наращивание собственной спутниковой группировки.

И вот последний момент, конечно, является скорее минусом, чем плюсом. Как сыр в мышеловке. Владелец спутника получает совершенно реальный аппарат на орбите, который будет долго работать, приносить прибыль и решать задачи. А Россия получает лишь честное слово и подписи на бумагах. Жизнь уже показала, что в наше время честное слово Запада и его подписи ничего не стоят: взять хотя бы свежую историю с «Мистралями». Впрочем, честное слово Востока пока оказывается надёжным, но это всё равно очень плохая политика: надеяться на чужое слово и чужую честность.

Итак, хорошая новость заключается в том, что обеспеченность вооружённых сил аппаратурой космической навигации и связи на сегодня составляет около 80%. И это уже неплохо, учитывая, что всего 2 года назад планка была на 50%. По крайней мере, наша оборонка приближается к полному покрытию своих нужд за счёт своих же собственных средств. Пусть за этими цифрами и стоит некоторое количество спутников устаревших или выработавших свой ресурс, но динамика роста говорит о том, что их число пополняется, и, разумеется, пополняется современными аппаратами.

Хуже то, что телевидение, мобильная связь и многие другие сервисы, которые прямо или косвенно зависят от спутниковых коммуникаций, явно не относятся к оборонной сфере и не получают такого приоритетного финансирования. А в наше время, когда о «гибридной войне» говорить стало крайне модно, слово должно подкрепляться делом: если информация — это оружие, то информационная безопасность страны — это не многим менее важно, чем её безопасность воздушная, противоракетная или противотанковая. В наше время страны прекрасно уничтожаются изнутри при помощи СМИ — гораздо быстрее, дешевле и эффективнее, чем раньше это делалось извне при помощи оружия.

Таким образом, хоть запуск своих спутников и не приносит таких денег, а напротив — является вложением, но необходимость в таких вложениях назрела. Как говорится, на безопасности не экономят, а в наш век именно средства массовой информации и массовой коммуникации являются и оружием, и бронёй, в зависимости от того, как их применяют. Не говоря уже о том, что информатизация в России достигла такого высокого уровня, что удар по этим сервисам способен погрузить страну в нешуточный и болезненный хаос. Потому что уровень обеспечения организаций и населения такими услугами совершенно не соответствует уровню обеспеченности страны всей необходимой инфраструктурой, а это значит, что мы пользуемся благами цивилизации лишь до тех пор, пока нам это позволяют. В случае крайне жёстких сценариев необходимое оборудование и сервисы могут и отключить. Тогда и без военных действий ущерб мы будем подсчитывать весьма значительный.

Суверенитет России должен распространяться на все области, да и про информационную безопасность уже говорили не раз. Если это останется лишь словами, то мы продолжим оставаться в крайне уязвимом положении. Обнадёживает то, что власти, судя по всему, прекрасно понимают существующее положение дел, и расходы на космическую программу закладывают такие, что либеральные и западные СМИ лишь возмущённо фыркают: ишь, мол, чего захотели — настоящей независимости в этом вопросе! Мол, нам это не по плечу и не по карману. Увы, уже не столь важно, насколько задача сложна, потому что решать её совершенно необходимо.
Посмотреть полностью: http://politrussia.com/society/suvereni … smose-799/

— Здравствуйте! Если кратко, то мы предлагаем специальный состав, состоящий из природных минералов, взятых в определённых пропорциях. Существует особая формула. Благодаря тому, что эти минералы попадают между трущимися парами, возникает реакция, в результате которой происходит упрочение самих пар трения. Инновационность технологии заключается в том, что мы работаем не с маслом, изменяя его свойство, а меняем структуру и качество самих поверхностей трения. На поверхности трущихся пар создается защитный слой с уникальными свойствами, поскольку по кристаллической структуре он близок к алмазу: там до 80 % углерода. На разработку получен как российский, так и международный патент. У нее довольно долгая история, корни которой — в советских военных разработках. У нас работает человек, который пронес технологию через долгие и довольно сложные годы — доктор технических наук — Александр Сергачёв, именно он ее доработал и запатентовал. Производство состава происходит в России и исключительно из российских минералов, некоторые из которых нигде больше в мире не встречаются.

— Так, отлично, спасибо. Чтобы всем было понятно, давайте перейдем к тому, как этот состав может быть применен на практике?

— Он уже применяется на практике: и в быту, и на больших промышленных предприятиях: везде, где есть двигатели, станки, турбины и прочие механизмы с трущимися деталями. Бытовое применение: автомобили, садовая техника, водные скутеры, мотоциклы и т.д. и т.п. При этом мы сделали процесс «домашнего» применения чрезвычайно простым. Благодаря обработке происходит увеличение ресурса трущихся деталей, снижается потребление бензина. Если мы говорим, например, о станке, то уменьшается потребление электроэнергии и наблюдается повышение класса его точности. Улучшается также качество и ресурс инструмента. Приведу пример из недавней практики: свежий контракт — «Тульский патронный завод». Ситуация такая: после обработки матриц, с помощью которых «вытягивают» гильзы патронов, они стали служить в три раза дольше: три недели вместо одной. Себестоимость детали (ее делают на этом же заводе) — 2 000 рублей. Стоимость обработки матрицы нашим составом — всего 30 р. Вот такой экономический эффект.

— Да, это впечатляет, но неужели, например, на Западе нет подобных составов, такой же технологии?

— Почему нет, есть: там тоже существуют разработки, позволяющие кратно уменьшить трение, изменить свойства трущихся поверхностей. Однако на Западе этого добиваются при помощи присадок, которые меняют состав и свойства масла. Присадки нужно применять постоянно, иначе эффект просто-напросто исчезнет. Принципиальное отличие нашего продукта состоит в том, что меняются не свойства масла: изменяются характеристики поверхностей — они становятся прочнее, гораздо лучше удерживают на себе масло, приобретают огнеупорные и антикоррозионные свойства. В результате увеличивается ресурс самого механизма. После этого можно менять масло, свойства поверхности будут оставаться стабильными. Вдобавок, многие присадки имеют целый «букет» побочных эффектов: они могут забить масляные каналы или постепенно «съедают» двигатель, но в моменте это дает снижение трения. У нашей технологии нет таких побочных эффектов. Она абсолютно безопасна.

— Насколько широко ваша компания представлена на рынке в данный момент?

— Дело в том, что во многих случаях, например, на предприятиях, где интенсивность работы механизмов невысока, мы проводим обработку один раз и потом она не нужна долгие годы. Поэтому лучше говорить о заказчиках, с которыми мы успели поработать. Среди крупных и известных можно назвать «Московский монетный двор», «Мосгортранс», «Мострансавто», «Московское судоходство», «Волжское пароходство». Всего около 50 предприятий. Через наш технический центр с 2000-х годов прошло больше 10 000 автомобилей.

— Как вы оцениваете перспективы отечественного рынка?

— О, они огромны. К примеру, в Москве около 4-х миллионов автомобилей. Если взять только их, не беря в расчет сотни московских предприятий, это миллиарды рублей.

— Так мы подошли к самому главному вопросу: что мешает вам продвигаться на отечественном рынке?

— В первую очередь, если брать производственные или транспортные предприятия, проблема на местах. Не буду говорить о конкретных компаниях или людях. Мы часто сталкиваемся, в общем-то, с одной и той же ситуацией. Главный инженер или главный механик в теории должен быть заинтересован в том, чтобы транспорт, двигатели, разнообразные механизмы служили долго и бесперебойно, а на самом деле ситуация во многих случаях обратная. Он, что называется, «сидит на откатах». Соответственно, заинтересован в том, чтобы регулярно потреблялось какое-то количество запчастей, при этом не заинтересован в экономии топлива. По сути, он преследует свои собственные экономические интересы, не думая об интересах компании. Однако главный инженер — авторитет для владельца фирмы, у которого как раз есть естественная потребность в том, чтобы его предприятие было успешно. Мы обращаемся в фирму, а главный инженер в итоге дает владельцу компании рецензию: «нет, нам это неинтересно». Важно отметить, что наша принципиальная позиция заключается в том, что никаких «откатов» мы никому не даем.

— Эта ситуация актуальна для коммерческих предприятий, а для государственных и муниципальных?

— В общем-то, в муниципальных и государственных предприятиях никто не отменял те же самые «откаты». Они есть. Однако основная проблема здесь кроется в лени и инертности. Люди получают зарплату, которая, в общем-то, никак не зависит от того, стремятся они внедрять инновации или нет. Чтобы применить наши технологии, нужно провести испытания, согласования, переписать регламенты технического обслуживания. Этой работой многие просто-напросто не хотят заниматься. Поэтому мы много раз видели всевозможные «отписки».

— Как вы видите решение данной проблемы?

— Похоже, что мы нашли довольно действенный механизм: пишем в вышестоящее министерство информационное письмо о том, что у нас есть эффективная технология и ее можно было бы применить на таком-то подведомственном предприятии, приводим примеры успешного внедрения. Чиновники спускают сверху директиву: «рассмотреть и дать заключение». В итоге, предприятия хотя бы обращают на нашу технологию внимание. Кроме того, нынешняя политическая линия, направленная на импортозамещение, нам, безусловно, на руку. Главы госпредприятий уже не могут просто отписаться: так и «головы могут полететь». Нам ведь ничто не мешает пожаловаться на такое «внимательное» отношение в вышестоящую инстанцию.

— Хочется задать вам вот какой вопрос. Не знаю, что можно сделать с коммерческими предприятиями, чтобы ваш продукт продвигался. Вероятно, выход здесь кроется в пиаре, в том, чтобы бренд становился все более и более известным. Тогда главному инженеру будет гораздо труднее отмахнуться от вашего предложения. Владелец фирмы может спросить его, почему не применяется технология с доказанным позитивным эффектом. Скажите, а что, по вашему мнению, может сделать государство? Принять какой-то нормативно-правовой акт, быть может?

— Сейчас есть вот какая проблема: многие госпредприятия готовы проверить наши технологии в действии, однако денег на испытания у них нет. Они предлагают: давайте все за ваш счет. Однако испытания, когда зачастую приходится ехать на другой конец нашей большой страны, оплачивать использование техники, топлива и прочие сопутствующие расходы, стоят довольно дорого, и мы во многих случаях просто не можем их потянуть. Возможно, выход кроется в создании специальных государственных фондов поддержки вот таких мероприятий. Это смогло бы упростить и ускорить внедрение передовых технологий.

— Скажите, а на Западе вы пробовали продвигать свой продукт?

— Мы продвигаемся только на российском рынке, а о зарубежном мы будем думать в зависимости от политической составляющей, потому что продукт имеет стратегическое значение. Мы патриотично настроенная компания. Если стратегически России неинтересно, чтобы наша продукция присутствовала на каких-либо рынках, она не будет там присутствовать. Идеологические моменты для нас имеют первоочередное значение, потом уже экономические.

— Как вы можете оценить сейчас свое положение и его перспективы?

— Сейчас мы почувствовали, что ветер дует в нужную нам сторону. Проблемы сохраняются, но сегодня мы чувствуем интерес как со стороны компаний, которые хотят сократить свои издержки в условиях кризиса, так и со стороны государственных и муниципальных предприятий, на которых оказывает влияние линия государства на импортозамещение. Конечно, для того, чтобы раскрутить бренд, потребуется время. Мы готовы к этому и в состоянии наращивать производство, совершенствовать наш продукт.

Как видно из текста, Порошенко продолжает лепить из России пугало для Европы, и несмотря на то, что Украина не далее как два дня назад присоединилась к европейским санкциям против России, обиделся, что это, оказывается, РФ закрыла для Украины собственные рынки. Впрочем, и журналист не особо вникал в эти детали и не задавал уточняющих вопросов. Что говорит об одном: европейские СМИ при всем своем критическом отношении к России, вообще слабо представляют, что вообще происходит в отношениях РФ и Украины.

Kurier: В конце прошлого года Вы были очень самокритичны. Сейчас у Вас больше оптимизма?

Я абсолютно оптимистичен. Я думаю, что мы демонстрируем, как очень скоординировано действуем с нашими партнерами из ЕС и США. Мы начали болезненные реформы. У меня нет сомнения, что у нас получится достичь мира, а также, что реформы будут успешными.

Kurier: Но вот как раз реформы до настоящего времени были крайне абстрактными.

Это не правда. Мне жаль, я ненавижу говорить подобное журналистам, но как раз для обычных граждан есть много конкретных реформ. Нет ни одного примера в мире, когда во время войны и значительного увеличения расходов на оборону, правительству удавалось проводить настоящие реформы. Но мы уменьшили дефицит бюджета. Во время войны мы увеличили тарифы до мирового уровня. Мы проводим дебюрократизацию, децентрализацию, очень болезненную реформу юстиции. Это все болезненно и непопулярно. Мы инвестируем наше собственное доверие, чтоб изменить эту страну.

Kurier: Но у очень многих людей есть ощущение, что эти реформы идут слишком медленно.

Это делает нашу работу более сложной. Но если говорить о реформе, например, банков, то раньше там вообще не было реформ. Сейчас мы очистили банковский сектор, покрыли убытки клиентов – из госбюджета. Сегодня у нас банковская система, которой можно доверять.

Kurier: ВВП Украины упал ниже уровня 1990 года. Что Вы можете предложить своим гражданам? Понимаете ли Вы, что такая ситуация усиливает ностальгию по СССР?

Я думаю, такой ностальгии нет. Это демонстрируют и результаты выборов. Падению ВВП есть четкое объяснение – 25 % нашей продуктивной территории захвачено, но расходы наши не изменились, так как мы продолжаем по-прежнему делать социальные выплаты людям, живущим на этих территориях. Конечно, это все имеет последствия. В дополнение, Россия закрыла для нас свой рынок.

Kurier: Как Вы думаете, насколько далеко может зайти Путин?

Настолько, насколько мы ему позволим. Это касается как Украины, так и всего мира. Если спросить – возможно ли, что он нападет на Финляндию, ответ будет – да. Нападение на балтийские страны – да. Государства черноморского бассейна – да. На востоке мы боремся не только за независимость нашего государства, но и за демократию и свободу всей Европы.

Kurier: ЕС вас достаточно поддерживает? О шенгене речь уже не идет. Как и о миссии ЕС для Восточной Украины.

Во-первых, нам нужна европейская солидарность с Украиной. И она у нас есть, я в этом уверен. Во-вторых, нам необходимо трансатлантическое единство. В-третьих, поддержка реформ, в том числе финансовая. В-четвертых: Механизмы, чтоб принудить агрессора придерживаться обязательств – санкции, как мотивация придерживаться обязательств. В-пятых, эффективная координация при выполнении минских соглашений. Что значит делать мир? Парламент проголосовал за особый статус Донецка и Луганска, за децентрализацию. Мы работаем над подготовкой выборов. У нас есть рабочая группа, которая занимается социальными вопросами, освобождением заложников. Но Россия и поддерживаемые ею террористы ничего не выполняют. Для этого нам и нужны миротворцы ЕС.