Бизнес обеспокоен
В свою очередь, глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер предупредил, что закрытие границ внутри ЕС будет иметь серьезные экономические последствия и в конечном итоге поставит под вопрос существование евро как единой валюты. "Если мы закроем границы, если начнет страдать внутренний рынок, настанет день, когда мы начнем сомневаться, действительно ли нам нужна единая валюта", - подчеркнул он, выступая в Европарламенте в среду, 20 января.Разговоры о целостности европейского пространства не утихают и на Всемирном экономическом форуме, открывшемся 20 января в швейцарском Давосе. Согласно опросу, проведенному в преддверии форума консалтинговой компанией PriceWaterhouseCoopers, главы крупнейших международных компаний считают кризис с беженцами одним из основных рисков, угрожающих росту их предприятий в этом году. В опросе PWC приняли участие около 1,4 тысячи топ-менеджеров из 83 стран, включая Германию.
Несмотря на то, что опрос проводился в середине ноября и не учитывает события последних двух месяцев, по его результатам понятно, что немецкие топ-менеджеры сильно обеспокоены миграционным кризисом, подчеркнул старший партнер PWC Норберт Винкельйохан (Norbert Winkeljohann). Количество респондентов из Германии, называющих нестабильность в обществе серьезной угрозой для роста их компаний, выросло до 57 процентов по сравнению с 28 процентами в январе 2015 года, отметил он.
Многомиллиардные издержки
Опасения возможного распада Шенгенской зоны вполне обоснованные, считает эксперт берлинского фонда "Наука и политика" (Stiftung Wissenschaft und Politik) Николаи фон Ондарца (Nicolai von Ondarza). "Мы видим, что для многих стран кризис с беженцами - непростое испытание", - подчеркнул он в интервью DW. Если решение проблемы не будет найдено до весны, когда поток беженцев, скорее всего, вновь возрастет, не исключено, что другие страны тоже будут приостанавливать действие Шенгена, предположил эксперт.
По словам Жан-Клода Юнкера, распад Шенгенской зоны "похоронит внутренний рынок" ЕС и приведет к росту безработицы в Европе. Простои на границах, уже сейчас возникающие вследствие введения контроля, могут стоить бизнесу 3 млрд евро убытка в год, подсчитали в Еврокомиссии. Возможный ущерб от введения контроля на границе между Германией и Данией, например, может составить 90 млн евро, привел данные Юнкер.
О возможных многомиллиардных убытках для немецкой экономики говорят и в Федеральном объединении оптовой и внешней торговли Германии (BGA). "Возвращение контроля на границах в Шенгенской зоне имело бы масштабные последствия для внешней торговли Германии", - беспокоится глава объединения Антон Бёрнер (Anton Börner). Около 70 процентов своей внешней торговли Германия осуществляет внутри Европы, прежде всего со странами зоны евро, пояснил он в интервью газете Tagesspiegel.
Растущие риски

Самый крупный ущерб немецкие предприятия могут понести от закрытия границы с Австрией, констатирует эксперт в области торговли в Мюнхенском институте экономических исследований ifo Габриэль Фельбермайр (Gabriel Felbermayr), слова которого также приводит Tagesspiegel. В 2014 году, говорит экономист, объем торговли между двумя странами составил около 300 млрд евро, то есть 15 процентов всей внешней торговли ФРГ.
Задержки при прохождении грузовых фур через германо-австрийскую границу сегодня составляют около полутора часов, рассказал Фельбермайр. В результате грузы просто не поступают заказчикам в срок, а стоимость товаров вследствие ожидания нередко снижается, констатирует эксперт.По подсчетам Федерального объединения торгово-промышленных палат Германии (DIHK), такие задержки, лишняя бюрократия и вынужденная замена доставки к назначенному сроку более дорогим складским хранением могут с легкостью взвинтить издержки немецкого бизнеса до 10 млрд евро в год.
Успех зависит от самого ЕС
Впрочем, многие эксперты убеждены, что сам приток беженцев может положительно сказаться на европейской экономике в краткосрочной перспективе. Такие выводы, в частности, содержатся в обнародованном 20 января исследовании Международного валютного фонда, посвященном вызовам для экономики Европы в связи с ростом потока мигрантов.
Если говорить о чисто экономическом эффекте, приток беженцев может подстегнуть рост ВВП стран ЕС за счет увеличения бюджетных отчислений, потраченных на их прием. В плюсе в первую очередь окажутся те страны, которые примут наибольшее количество мигрантов, подчеркивают в МВФ. В совокупности это может добавить 0,1 процентного пункта к общему росту ВВП Евросоюза в 2016 году, говорится в исследовании.
Однако более долгосрочные экономические перспективы может обеспечить лишь успешное трудоустройство мигрантов, подчеркивают авторы: "В конечном итоге экономический эффект будет зависеть от скорости интеграции беженцев на рынке труда".

Отсутствие у нас системного анализа проблемы является частично причиной того, почему наши ответы такие расплывчатые и неправильные. И это лишь одна из причин, почему "Глубинное государство: падение Конституции и подъем теневого правительства" ("The Deep State: The Fall of the Constitution and the Rise of a Shadow Government"), новая книга бывшего штатного сотрудника Республиканской партии, ставшего автором бестселлера, Майка Лофгрена так ценна. Лофгрен дает имя и облик проблеме, которая зачастую определялась лишь смутным образом; и хотя его выводы не являются оптимистическими, но перед логикой и сложностью его аргументации трудно устоять.

"Салон" поговорил недавно по телефону с Лофгреном о его книге, глубинном государстве и его взгляде на текущее плачевное состояние американского правительства и политики. Наша беседа, которая также касалась отношений президента Обамы с глубинным государством, была отредактирована для ясности и краткости.

Что мы должны думать о глубинном государстве? Это заговор элит? Не имеющая четкого определения социальная группа? Сеть конкретных институтов? Как мы должны его себе представлять?

Ну, во-первых, это не заговор. Это то, что действует, не скрываясь. Это не заговорщическая клика. Это просто люди, которые со временем пришли [к] такой позиции. Они заинтересованы действовать таким образом.   
А учитывая тот факт, что люди предпочитают знать что-то о Ким Кардашьян, чем о том, что включено в бюджет или что правительство делает в Мали или Судане, или в других неизвестных местах, то получаем то, что есть: оторванную, своекорыстную бюрократию, которая... просто развивается в то, что она делает сейчас. То есть сохраняет и увеличивает свою собственную власть.

Когда, как Вы думаете, было положено начало американскому глубинному государству?

Это началось, вероятно, во время Второй мировой войны, когда у нас был проект "Манхэттен", который являлся огромным секретным проектом, для которого требовалось, чтобы десятки тысяч людей работали в полной секретности - и мы вообще-то построили огромные города [для рабочих проекта] ... и никто не знал, что они существовали.

Также существовали так называемые "Ultra" и "Magic", тайные операции - расшифровка кодов нацистов и японцев, для которых требовалось огромное количество людей, которые занимались совершенно секретной работой, о которой они никому не говорили в течение десятилетий. Так что Вторая мировая война создала эту инфраструктуру глубинного государства, которое увеличилось и консолидировалось во время Холодной войны. 

Каковы ключевые институты и игроки в глубинном государстве?

Ключевыми институтами являются как раз те, о которых люди думают, что они ими являются. Военно-промышленный комплекс; Пентагон и все их подрядчики (а теперь и весь наш аппарат национальной безопасности); Министерство финансов; Министерство юстиции; некоторые суды, например, южного округа Манхэттена и восточного округа Вирджинии; суды по контролю за внешней разведкой (FISA courts). И есть эти своего рода остатки долгого Конгресса, которые состоят из определенных людей в руководстве, в комитетах по обороне и разведке, которые в общем-то знают, что происходит. Остальной Конгресс на самом деле не знает и не интересуется этим; они слишком заняты следующими выборами.   
Хорошо, это со стороны правительства. Как насчет частного сектора?

Там есть Уолл Стрит. Многие эти люди - будь то Дэвид Петреус ... или кто-то вроде [Билла] Дейли, который является бывшим главой администрации президента Обамы ... или Хэнк Полсон, пришедший из "Голдман Сакс", чтобы стать министром финансов, и спасавший Уолл Стрит в 2008 году; или же люди, которых Обама выбрал на пост министра финансов - например, Тим Гайтнер. Все они имеют эту связь с Уолл Стрит.

И третьей теперь является Кремниевая долина.   

Да? И почему же Кремниевая долина является теперь такой важной?

Потому что они зарабатывают столько денег, что они соперничают и иногда превосходят Уолл Стрит. Главы "Гугл" или "Эппл" зарабатывают больше денег, чем парни, управляющие Уолл Стрит. Они делают больше денег, чем Джейми Даймон. Так что это новый источник наличных денег для управления глубинным государством.

Кремниевая долина обеспечивает много денег. Но она также имеет доступ к неизмеримому количеству информации. Что, как Вы думаете, более ценно для глубинного государства - деньги или информация?

Я думаю, что между ними нельзя провести черту. Есть огромное количество денег, которое поступает, в виде лоббирования от Кремниевой долины, чтобы получить то, что она хочет в плане интеллектуальной собственности и так далее. 

В то же самое время инсайдеры АНБ сказали мне, что они даже не могут работать без сотрудничества со стороны Кремниевой долины, потому что магистральные линии связи, установленные и управляемые компаниями Кремниевой долины, обеспечивают львиную долю информации, которую АНБ и другие разведывательные службы будут использовать - и они не могут делать это сами. Им нужно охотно или неохотно оказываемое сотрудничество Кремниевой долины. 

Но когда появились первые утечки от Сноудена, многие элиты Кремниевой долины дали понять, что они не работают осознанно или добровольно с правительством, разве нет?

Здесь было достаточно много лукавства после разоблачений Эдварда Сноудена. Они заявляли - "Ах, АНБ заставило нас делать все эти вещи!" - но это неправда, так как АНБ, ЦРУ и эти другие разведслужбы также участвовали в предоставлении стартового капитала или субсидий различным компаниям Кремниевой долины, чтобы делать эти вещи.

Ну да. Что подводит к вопросу о том, имеет ли вообще значение линия раздела между государственным и частным сектором, по крайней мере, когда речь заходит о глубинном государстве.

Их теперь трудно различить. Все эти парни просто проходят через "вращающуюся дверь" (между госструктурами и частным сектором - прим. перев.) до такой степени, что едва можно отличить [госслужащих от сотрудников частного сектора]. Немалый процент людей, сидящих сейчас на своих местах в Пентагоне, являются подрядчиками из частного сектора. Они в буквальном смысле сидят в Пентагоне, в здании АНБ, во всех этих организациях. Они - те люди, кто по сути всем заправляет благодаря техническим знаниям. 

Сноуден сам был подрядчиком.

Да, он был подрядчиком компании Booz Allen. Как так получается, что подрядчик Booz Allen - нижестоящий сотрудник - имел доступ ко всей этой информации? Это точно говорит не в пользу генерала Кита Александера, который являлся директором АНБ в то время. Как он может жаловаться и ныть по поводу Сноудена? Он отвечал за то, что Сноудену дали допуск к секретной работе, и за то, что подрядчики невысокого ранга имели такой доступ. И тем не менее он работает в какой-то узкоспециализированной фирме по кибербезопасности на Уолл Стрит и получает тонны денег. 

А люди, работающие в глубинном государстве, имеют общую идеологию или установку, о которой они говорят друг другу, что-то, что оправдывает их поведение или объясняет, почему их интервенции в демократический процесс "необходимы"?

Я думаю, что это идеология, название которой не произносят. Они утверждают, что это не идеология, что это просто их технократические знания, которыми они делятся с вами. Однако их знания всегда базируются на неоконсервативных взглядах во внешней политике, [а] во внутренней политике они навязывают неолиберализм. 

На личном уровне это что-то вроде "Ну, мы просто делаем все, что в наших силах" или "Если бы все понимали, как трудно решить - пытать ли индивида А или индивида Б, когда вы в ЦРУ" или же "Если бы только все могли понять, как трудно решить приватизировать то-то и то-то. Вы просто не понимаете, как нам все трудно дается".

Они ведут себя как некие стоические мученики, когда их спрашивают о том, почему они все это делают.

Считаете ли Вы, что это чувство мученичества объясняет проблему с "вращающейся дверью"? Я представляю себе что-то вроде того, что эти люди говорят сами себе - "Я принес жертву ради моей страны; поэтому теперь я заслуживаю получить по чеку".

Я уверен, что они все привыкают к этой точке зрения. И когда появляются деньги, то их не хочется оставлять на столе. И они этого не делают. А законов у нас против такого поведения не существует или их можно обойти, так почему бы не взять деньги?

Однажды я пошутил в беседе с другом, что президент Обама является для глубинного государства тем, чем является пресс-секретарь для президента. Был ли я ближе к правде, чем я даже понимал? Или я зашел слишком далеко?

Не думаю. Обама был парнем, которого так тщательно выращивали. Это было видно уже на съезде Демократической партии в 2004 году. Он собирался затормозить принятие изменений в Закон о надзоре за иностранными разведками в отношении незаконного сговора телекоммуникационных компаний с разведывательными службами, но где-то в 2008 году он решил, что он за них проголосует. И как раз в это время кто-то предоставил ему Джона Бреннана, сегодняшнего директора ЦРУ, который должен был наставлять его насчет того, что требуется, чтобы быть президентом с точки зрения национальной безопасности.

Это не говорит о большой независимости Обамы.

Этого парня до некоторой степени контролируют. Это не означает, что он не умеет четко излагать свои мысли или не является смышленым или не знает, что происходит; он, очевидно, более смышленый и понимающий, чем его предшественник, по всем статьям. Но Обама или любой другой президент имеет очень ограниченную свободу действий в отношении того, что он будет делать по очень серьезным вопросам международных финансов и национальной безопасности. Он очень зажат по этим вопросам. Так что он становится чем-то вроде пресс-секретаря.
Чисто гипотетически, что Вы думаете произошло бы, если бы он попытался выйти за привычные рамки и публично отверг какой-то основополагающий элемент глубинного государства?

Я не думаю, что мы действительно знаем, что могло бы произойти, потому что материальные стимулы настолько прекрасно соответствуют тому, что они "должны" делать. Обама уже провел обеды в Белом доме для очень богатых жертвователей на учреждение его фараонского монумента - Президентской библиотеки Обамы (для которой потребуются миллиарды в виде финансирования). Это уже ограничивает то, насколько он мог бы начать самоуправничать.

И нам достаточно просто вспомнить Клинтона, когда тот уже уходил. Он подписал законопроект, который снял ограничения с торговли производными финансовыми инструментами. Он позднее утверждал, что его каким-то образом вынудили это сделать и что это бы все равно приняли, и все такое; но я так не думаю. Ему в конце концов заплатили более 100 миллионов долларов впоследствии, в основном корпоративные спонсоры, за выступления с речами. Это было чем-то вроде компенсации задним числом.

Учитывая вездесущность и постоянство глубинного государства, будет ли иметь значение, если президентскую гонку выиграет республиканец или демократ позднее в этом году? Или же это ничего не меняет?

Это имеет значение до некоторой степени. Компетентный негодяй, пожалуй, предпочтительнее психически ненормального. Между Бушем и Обамой есть поддающаяся определению разница. Однако разница эта сильно ограничена. Это разница не между линиями на 40 ярдов (термин из американского футбола - прим. перев.), а на 48 ярдов. 

Существует ли сценарий, при котором влияние и власть глубинного государства можно сократить или уничтожить? Или же тот факт, что оно развивалось своего рода органически, говорит о том, что только нечто реально революционное могло бы его победить?

Глубинное государство создало столько противоречий в этой стране. Есть это огромное неравенство богатых и бедных; и есть эта нескончаемая война, хотя мы истошно вопим о свободе. У нас государство слежки, а мы говорим о свободе. У нас есть внутренние противоречия. Кто знает, к чему это придет? Оно может рухнуть, как Советский Союз; или оно может превратиться в фашизм с популистской маскировкой - как нам его рекламирует Трамп.

Илайас Искит является ежедневным обозревателем "Салона", в центре внимания которого - политика и неравенство. Он ведет аккаунт в Твиттере @eliasisquith