На самом деле последующие события в каждом случае показали фальшь первых заявлений об успехах или явной победе. Появились неожиданные последствия и осложнения. «Освобождение» превратилось в прелюдию к хроническому насилию и беспорядкам.

Действительно, само существование ИГ сегодня выносит окончательный вердикт иракским войнам под руководством президентов Бушей, каждый из которых подстрекал преемников-демократов. Де-факто сотрудничество четырёх администраций подряд успешно привело к нынешнему состоянию Ирака – нефункционирующего квазигосударства, неспособного контролировать собственные границы или территории, служа при этом магнитом и вдохновителем для террористов.

США несут значительную моральную ответственность за такое положение дел. Если бы не безрассудное американское решение вторгнуться и оккупировать страну, которая – каковы бы ни были её преступления – не имела никакого отношения к 9/11, не было бы никакого Исламского государства. Согласно известному правилу Pottery Barn, применённому к бывшему Госсекретарю Колину Пауэллу, расколотив вдребезги Ирак десяток лет назад, мы теперь едва ли можем отказаться от владения ИГИЛ.

То, что США обладают достаточной военной силой, чтобы разобраться с «халифатом», не подлежит сомнению. Конечно, и в Сирии, и в Ираке Исламское государство продемонстрировало тревожащую способность захватывать и удерживать крупные участки пустыни с несколькими населёнными пунктами. Однако оно добилось такого успеха, выступив против плохо мотивированных местных сил, в лучшем случае неважного качества.

В этом отношении многословно-агрессивный редактор Weekly Standard Уильям Кристол абсолютно прав, полагая, что хорошо вооружённый американский военный контингент в количестве 50 000 человек при поддержке значительных воздушных сил в одиночку просто перемолол бы ИГИЛ. Освобождение различных цитаделей ИГИЛ вроде Фаллуджи и Мосула в Ираке и Пальмиры и Ракки, «столицы» ИГИЛ в Сирии, без сомнения, было бы не за горами.

В результате недавних нападений в Париже, настроение американцев сильно склонилось в пользу подобного рода эскалации. Практически любой – разве что за исключением нынешнего обитателя Овального кабинета – предпочитает усилить военную кампанию США против ИГИЛ. А почему бы и нет? Что может пойти не так? Как выразился Кристол: «Не думаю, что есть непредвиденные побочные последствия, которые скажутся дурным образом».

Очаровательная перспектива. В условиях продолжительного давления самых великих военных, которых когда-либо видел мир, ИГИЛ по-дурацки (а следовательно, это неправдоподобно) выбирает позицию в стиле Аламо. Бабах! Мы победили. Они проиграли. Миссия выполнена.

Конечно, эта фраза напоминает об эйфории первой реакции на операции «Шторм в пустыне» в 1991 г., «Длительная свобода» в 2001 г., «Иракская свобода» в 2003 г. и «Рассвет Одиссея» – ливийскую интервенцию 2011 года. Снова и снова непредвиденные побочные последствия военных действий США оборачиваются крайне дурно. В Кабуле, Багдаде или Триполи – везде Аламо пал, но враг рассеялся или перестроился и конфликт продолжился. Гарантии, предложенные Кристолом, что на этот раз всё наверняка будет совсем иначе, заслуживают не более внимания, чем крупинка соли. Дайте, пожалуйста, полную солонку.

Размах войны поколений

Почему же возникает это повторяющееся несоответствие между предполагаемыми и фактическими результатами? Почему явные успехи в сражениях столь регулярно вели к большему насилию и беспорядкам? Прежде чем следовать советам Кристола, американцам стоило бы ответить на эти вопросы.

Намёк профессора Элиота А. Коэна. Вскоре после 9/11, Коэн, один из выдающихся военных мыслителей страны, охарактеризовал конфликт, в который тогда вступали США «Четвёртой мировой». (В этой формулировке Холодная война становится Третьей мировой.) Помимо определённых неоконсервативных организаций, такое название не прижилось. Но всё же почти полтора десятка лет спустя профессор университета Джона Хопкинса и бывший чиновник Госдепартамента остаётся верен себе. В эссе, написанном для American Interest после недавних парижских атак, он возвращается к своей теме. «В 2001 году была Четвёртая мировая», – настаивает Коэн. «И сегодня идёт Четвёртая мировая». Весьма значимо то, что он разъясняет по меньшей мере некоторые последствия, рассматривая конфликт в столь широких и запоминающихся терминах.

Тут мне пришло в голову, что сравнение наших нынешних затруднений в исламском мире с крайне деструктивными конфликтами прошлого столетия совершенно неверно. Да, существует суждение, что американцы в этих обстоятельствах должны крайне серьёзно всё обдумывать.

Сегодня в США широко распространена неразбериха из-за того, что собственно означает «война». С помощью неверного использования, неверного применения и кроме всего прочего – ложной памяти, мы деформировали сам термин практически до неузнаваемости. И как следствие, разговоры о войне слишком легко слетают с языка невежд.

С Коэном не так. Когда речь заходит о войне, у него-то иллюзии отсутствуют. Обращаясь к этой теме, он освещает её так, чтобы мы могли понять, что влечёт за собой война. Так что, отстаивая Четвёртую мировую, он оказывает большую услугу, пусть и не ту, которую намеревался.

Чем будет отличаться война, которую Коэн считает основной? «Начнём с длительности», – пишет он. «Эта война, вероятно, будет тянуться всю мою оставшуюся жизнь, да и жизни моих детей». Хотя американские политические лидеры, по-видимому, не хотят «объяснить, насколько высоки ставки», Коэн высказывается прямо, без обиняков. Он настаивает, что, по сути, американский стиль жизни – это не просто «рок-концерты и алкоголь в ресторанах, но суть его в более фундаментальных правах: свободы высказываний и религии, равенства женщин и, что самое главное, свобода от страха и свобода мыслить».

Во многом в этом смысле Коэн высмеивает склонность администрации Обамы полагаться на «терапевтические бомбёжки, которые дают чуточку временного облегчения, но оставляют кровоточащие раны». Время полумер давно прошло. Нанесение поражение ИГ и «близким ему движениям» потребует от США «убивать намного больше людей». Исходя из этого, Вашингтону необходим «долговременный план отнюдь не «сдерживания», а уничтожения» врага. И даже с таким планом до победы будет далеко и потребуется «долгий, кровавый и дорогостоящий процесс».

Прямота и конкретность Коэна столь же жёсткие, сколь и замечательные, должны вызвать наше уважение. Если описывать Четвёртую мировую так, словно мы уже в ней участвуем, то уничтожение ИГИЛ может рассматриваться, как краткосрочный императив, но едва ли оно определит конец игры. Вокруг ИГИЛ маячат все эти постоянно возникающие «родственные движения», которым США придётся уделить внимание, прежде чем они смогут объявить, что война поистине и наверняка выиграна.

Направить только десятки тысяч американских военных, чтобы расчистить Сирию и Ирак, как предлагают Уильям Кристол и другие, представляется лучшим рецептом победы в одной кампании. Победа в долгой войне будет включать намного более тяжёлые усилия. Это Коэн понимает, принимает и советует другим тоже осознать.

И тут мы подходим к сути дела. Как минимум прошлые 35 лет – то есть со времён задолго до 9/11 – США находились в состоянии «войны» в различных районах исламского мира. И нигде не продемонстрировали желания или способности завершить дело. Подход Вашингтона сродни лечению рака с мало-мальской химиотерапией в первый год и однократным курсом облучения на следующий год. Подобная врачебная халатность вполне соответствует военной политике США по всему Большому Ближнему Востоку в течение нескольких десятилетий.

Хотя может быть много причин, почему Иракская война 2003-2011 годов и всё ещё тянущаяся афганская война дали столь плачевные результаты, но нерешительность Вашингтона в проведении этих кампаний достойна высокой оценки. То, что большинство американцев могли бы возмутиться термином «нерешительность», отражает масштаб их заблуждений относительно реалий войны.

По сравнению с Вьетнамом, например, подход Вашингтона к ведению двух кампаний после 9/11 был явно половинчатым. При том что страна в целом придерживается порядков мирного времени, Вашингтон не отправил достаточно войск, и не задержался где-либо достаточно долго, чтобы завершить дело. Да, мы убили десятки тысяч иракцев и афганцев, но если победа в Четвёртой мировой требует, как пишет Коэн, чтобы мы «сломали хребет» врагу, то мы, похоже, недостаточно убили.

Да и американцы не так уж хотят умирать за идею. В Южном Вьетнаме 58 000 джи-ай погибли в тщетных усилиях дать возможность стране сохраниться. В Ираке и Афганистане, где ставки были, вероятно, намного выше, мы махнули рукой после менее чем 7000 смертей.

Американцы были бы дураками, если бы слушали таких, как Уильям Кристол, который даже сегодня торгует иллюзиями, что война аккуратна и легка. Лучше бы они вместо этого обратили внимание на Коэна, который понимает, что война тяжела и отвратительна.

Какой будет Четвёртая мировая?

Но когда он устанавливает практические последствия войны поколений, Коэн менее откровенен. С его точки зрения, эта четвёртая итерация вооружённого конфликта за столетие идёт не очень хорошо. Но кроме большой решительности и упёртости, что ещё потребуется, чтобы вернуться на верный путь?

В качестве мысленного эксперимента давайте отвечать на этот вопрос срочным образом, чего, по мнению Коэна, он заслуживает. После 9/11 определённые официальные лица США громыхали о том, чтобы «снять перчатки». Однако на практике за исключением известной политики, позволяющей пытки и тюремное заключение без надлежащих процедур, перчатки остались на месте. Примем концепцию Четвертой мировой Коэна за чистую монету и посмотрим, что надо будет изменить.

Для начала стране надо перейти на нечто вроде военного положения, дав возможность Вашингтону собрать больше войск и потратить больше денег в течение очень длительного времени. Хотя и прошло много времени после того, как в национальном политическом лексиконе было запрещено слово на букву «М» – мобилизация – его придётся вернуть. Стремление к войне длительностью в поколение в конце концов потребует активного участия поколений.

Более того, если победа в Четвёртой мировой означает разгром врага, как подчёркивает Коэн, то вряд ли будет менее важным гарантировать, что однажды разгромленный враг не сможет восстановиться. И это требование означает запрет войскам США просто выйти от отдельного сражения даже – или особенно – если оно может показаться выигранным.

В настоящее время приоритет номер один для Вашингтона – нанести поражение Исламскому государству. При том что Пентагон уже заявляет о количестве потерь ИГИЛ в 20 000 боевиков без какого-либо заметного эффекта, кампания в ближайшее время не закончится. Но даже предполагая в итоге положительный результат, задача установления порядка и стабильности в районах, которые ныне контролирует ИГИЛ, останется. Действительно, задача сохранится до тех пор, пока не устранены условия, давшие рост таким организациям, как ИГИЛ. Не стоит ожидать, что президент Франции Франсуа Олланд или премьер-министр Британии Дэвид Кэмерон возьмут на себя эту неблагодарную работу. Она достанется силам США. Собраться и покинуть сцену – такого варианта не будет.

Как надолго должны остаться эти силы? Если экстраполировать нынешнее положение США в Ираке и Афганистане, то что-то вроде четверти столетия выглядит вполне правдоподобной оценкой. Итак, если наш 45-й президент выберет решение с участием наземных войск против ИГИЛ, что вполне может случиться, – привилегия приветствовать войска дома достанется на долю 48-го или 49-го обитателя Белого Дома.

А пока силам США придётся иметь дело с различными неопределёнными «родственными движениями», которые уже лезут как сорная трава, в одной стране за другой. Афганистан – всё ещё? опять? – возглавит список мест, требующих военного внимания США. Но другие предполагаемые места будут включать такие очаги исламской активности, как Ливан, Ливия, Палестина, Сомали и Йемен наряду с несколькими западноафриканскими странами, всё более подвергающимися мятежам. Если силы безопасности Египта, Пакистана и Саудовской Аравии не продемонстрируют способность (не говоря уж о желании) подавить буйных радикалов в своих рядах, одна или несколько из этих стран тоже могут стать сценой для значительных военных действий США.

Иными словами, эффективное продолжение Четвёртой мировой потребует от Пентагона наличия планов на каждый случай подобных непредвиденных обстоятельств, одновременно с накапливанием активов, необходимых для их воплощения. Союзники могут взбрыкнуть с символической помощью – символизм это всё, что они могут предложить – но США обязательно будут тянуть основное бремя.

Сколько будет стоить Четвертая мировая?

Во время Третьей мировой (аkа Холодная война) Пентагон поддерживал силовую структуру, по всей видимости адекватную для одновременного ведения двух с половиной войн. Это означало наличие необходимых средств для защиты Европы и Тихоокеанского региона от коммунистической агрессии, при этом оставляя часть средств на случай какой-либо неожиданности. Кампании Четвёртой мировой вряд ли вызовут нечто похожее по масштабу на нападение Варшавского договора на Западную Европу или Северной Кореи на Южную. Но всё же размах правдоподобных сценариев потребует, чтобы силы США были способны справиться с военными структурами C и D, не допуская также восстановления структур А и В в совершенно отличных географически местах.

Хотя Вашингтон может попытаться по мере возможности избегать крупномасштабных наземных операций, полагаясь на воздушную мощь (включая беспилотники) и элитные силы специальных операций в проведении настоящих убийств, постконфликтное умиротворение обещает напряжённую деятельность личного состава. Конечно, это становится одним из самых очевидных уроков предварительных фаз Четвёртой мировой: когда заканчиваются первоначальные бои, начинается настоящая работа.

Силы США, призванные осуществить контроль над Ираком после вторжения 2003 года, превысили 180 000 человек. В Афганистане во время президентства Обамы на пике присутствовало 110 000 человек. В историческом контексте это не слишком большое количество. Например, в разгар вьетнамской войны силы США в Южной Азии превосходили 500 000 человек.

Оглядываясь назад, армейский генерал, который до вторжения 2003 года публично предполагал, что умиротворение послевоенного Ирака потребует «нескольких сотен тысяч военнослужащих», был прав. Подобная же оценка применима к Афганистану. Иными словами, эти две оккупации вместе легко могли поглотить от 600 000 до 800 000 человек на постоянной основе. Учитывая стандартную пентагоновскую политику ротаций «три к одному», которая предполагает, что на каждое подразделение внутри страны, ещё одно только что вернулось, а третье готовиться развернуться, – мы говорим о минимально необходимом количестве от 1,8 до 2,4 миллиона военнослужащих для поддержания всего двух среднего масштаба кампаний – и в это количество не входит определённое число дополнительных войск в резерве для непредвиденных ситуаций.

Иными словами, ведение Четвёртой мировой потребует как минимум пятикратного наращивания нынешней армии США – и не в качестве чрезвычайной меры, а на постоянной основе. Такое количество может показаться большим, но как первым указал Коэн, эти силы на самом деле умеренные в сравнении с предыдущими мировыми войнами. В 1968 году, в разгар Третьей мировой, в армии было 1,5 миллиона солдат действительной службы на довольствии – и это в то время, когда всё американское население составляло менее двух третей нынешнего, и когда гендерная дискриминация по большей части исключала военную службу женщин. Если бы они сегодня решились на это, то США легко могли бы выставить армию численностью более двух миллионов солдат.

Могла ли при этом сохраниться нынешняя модель добровольной службы – другой вопрос. Рекрутеры, очевидно, столкнулись бы со значительными проблемами, даже если бы Конгресс увеличил материальные стимулы для службы, которые с 9/11 уже включают ряд щедрых прибавок к оплате военных. Ослабление миграционной политики, предоставление гражданства нескольким сотням тысяч иностранцев в обмен на успешное прохождение срока службы могли бы помочь. Однако при всей схожести с тремя предыдущими войнами, ведение Четвёртой мировой обязало бы США возродить призыв – эта перспектива, вероятно, была бы хорошо воспринята, пошёл бы поток цветных и чернокожих иммигрантов-призывников. Короче говоря, приложение всех усилий, чтобы создать необходимые условия для победы в Четвёртой мировой, поставило бы американцев перед неприятным выбором.

Бюджетные последствия расширения сил США при постоянном ведении того, что Пентагон называет «заграничными операциями в особой обстановке» также резко выросли бы. Сложно точно оценить, сколько именно денег потребует будущий глобальный конфликт, который будет продолжаться в следующей половине столетия. Для начала, учитывая возросшее количество активно действующих сил, разумно предположить утроение нынешнего бюджета Министерства обороны, составляющего более $600 миллиардов.

На первый взгляд ежегодные $1.8 триллиона – ошеломляющая цифра. Чтобы сделать её несколько более красивой, сторонники Четвёртой мировой могут рассмотреть историческую перспективу. Во время первых фаз Третьей мировой, к примеру, США обычно выделяли не менее 10% ВВП на национальную безопасность. При том что сегодня ВВП превышает $17 триллионов, выделение 10% Пентагону дало бы тем, кто изыскивает финансы на Четвёртую мировую, прекрасную сумму для работы, без всяких сомнений.

Конечно, эти деньги должны откуда-то появиться. В течение нескольких лет прошедшего десятилетия ведение войн в Ираке и Афганистане довело дефицит федерального бюджета до триллиона долларов. Как одно из следствий, совокупный государственный долг превышает теперь годовой ВВП и утроился после 9/11. Сколько ещё долгов могут набрать США, не нанося постоянного ущерба экономике – вопрос скорее академического интереса.

Чтобы избежать превращения Четвёртой мировой в бесконечную череду неприемлемого дефицита и резкого роста военных расходов, потребуются либо существенные налоговые сборы, либо значительные сокращения невоенных расходов, в том числе и дорогостоящих программ вроде Медикэр и социального обслуживания – а именно их больше всего и ценит средний класс.

Иными словами, финансирование Четвёртой мировой с установлением подобия финансовой ответственности повлечёт своего рода компромиссы, которые политические лидеры просто ненавидят. Сегодня ни одна партия, по-видимому, не готова к таким вызовам. То, что требования ведения длительной войны убедят их подняться над партийными различиями, выглядит маловероятным. Уж точно не сейчас.

Безрассудство Четвёртой мировой

В своем эссе Коэн пишет: «Нам необходимо прекратить говорить околичностями». О тех, кто нёс бы непосредственное бремя его мировой войны, он говорит: «Мы должны начать говорить им правду». Он прав, даже если он сам по большей части молчит о том, что именно ведение Четвёртой мировой, вероятно, потребует от среднего гражданина.

Поскольку США входят в год президентских выборов, явные разговоры о перспективах нынешнего военного участия в исламском мире станут злобой дня. Делать вид, что либо сбрасывание ещё больше бомб, либо вторжение ещё в одну или две страны даст окончательный результат – не просто уловка. Это прямая ложь.

Как представляет Коэн, победа в Четвёртой мировой потребует сбрасывания много, много больше бомб и вторжений и затем оккупаций на многие годы многих стран. В конце концов, Вашингтону придётся иметь дело не только же с ИГИЛ, но и с его союзниками, отпрысками, фанатами и преемниками, которые наверняка уже ждут наготове. И не забудьте аль-Каиду.

Коэн полагает, что у нас нет выбора. Либо мы всерьёз готовы вести Четвёртую мировую так, как это надо делать, либо землю окутает тьма. Его не сдержать очевидными доказательствами, что чем глубже мы вводим своих солдат на Большой Ближний Восток, тем с большим сопротивлением они сталкиваются; что чем больше повстанцев мы убиваем, тем больше, по-видимому, и создаём; что неизбежное, если не умышленное, убийство невинных служит лишь усилению экстремистов. Как он считает, при всём, во что мы верим в стремлении получить результат, у нас нет иного выбора, кроме как продолжать.

Внимательно слушая призывы Коэна к оружию, американцам стоит подумать о последствиях. Война меняет страны и народы. Рассматривая его установки, Четвёртая мировая фундаментально изменит США. Она радикально расширит масштаб и приблизит США к государству национальной безопасности, что, конечно же, включает агентства вне самой армии. Она перенаправит огромные богатства на непродуктивные цели. Она потребует милитаризации американского стиля жизни, наследства предшествующих мировых войн, и милитаризации необратимой. Сея страх и возбуждая неосуществимые ожидания идеальной безопасности, она также подорвёт американскую свободу во имя её защиты. Страна, которая спустя десятилетия сможет праздновать День VT – День победы над терроризмом – станет совсем другой и материально, и политически, и культурно, и морально.

По-моему, Четвёртая мировая Коэна – предложение коллективного самоубийства. Утверждение, что не существует никакой альтернативы бесконечной войне, представляет собой не жёсткий реализм, а отречение от государственности. Но тут просто предельная ирония: даже никак не называя это, США уже втянуты в нечто близкое к мировой войне, которая ныне распространяется в далёкие уголки исламского мира и расширяется год от года.

Постепенно, шаг за шагом, эта безымянная война уже расширила масштаб и доступ аппарата национальной безопасности. Она уже передаёт огромные богатства на непродуктивные цели, даже упорядочивает продолжающуюся милитаризацию американского стиля жизни. Сея страх и воодушевляя неосуществимые ожидания идеальной безопасности, она подрывает американскую свободу во имя её защиты и делает это прямо на наших глазах.

Коэн справедливо порицает бесконтрольность политики, которая направляет [неверное] ведение войны до сих пор. За эту критику мы многое можем ему простить. Но настоящая проблема в самой войне и в убеждении, что только с помощью войны Америка может оставаться Америкой.

Для богатой и влиятельной страны прийти к выводу, что у неё нет выбора, кроме как заниматься практически постоянными вооружёнными конфликтами в дальних уголках планеты – невероятное безрассудство. Власть даёт выбор. Как граждане мы должны сопротивляться изо всех сил аргументам, которые отрицают существование выбора. Выдвинутые без обиняков Коэном или безответственными военными невежами, такие утверждения будут лишь увековечивать безрассудство, которое тянется уже слишком долго.