— Андрей, здравствуйте.
— Привет! Всем привет! Всем Добра!
— Андрей, а чем отличаются бойцы ИГИЛа от бойцов «Правого Сектора»*? Не замечали?
— Ну, идеологически там небольшие различия. Но, я так думаю, что между ними можно знак равенства ставить. Натаскивает их один инструктор.
Сирия была таким, достаточно монолитным государством. Светским. Соединённые Штаты анализируют ситуацию в каждой стране. Находят раскол. В сирийском обществе один из расколов, который они искусственно раскачали, сделали брешь, это взаимоотношения суннитов, большинства страны, с остальными религиозными меньшинствами. Скажем так. И раскололи страну.
Соответственно, то же самое, тот же подтекст, «Правый Сектор» и иные националисты. Унитарное государство берётся, находятся слабые бреши, это коррумпированность, в случае с Украиной, и крайне националистическая составляющая общества. Она воспевается, её догматы идеологические начинают превалировать над остальными. Людей, которые пытаются сопротивляться, они подвергаются обструкции, а наоборот, такие вот маргиналы, их делают героями, выставляют на первый план, в результате получается раскол в обществе.
Вот, собственно говоря, идеологическая платформа у них — это фашизм, как таковой. Преимущество одних над другими. И острая неприязнь инакомыслия. Отсюда и тактика ведения боевых действий.
Ожесточённость, жестокость.
То, что ВСУшники отказываются исполнять, с удовольствием исполняет «Правый Сектор». Получает удовольствие от притеснения мирного населения. Не всегда, то что приписывают ВСУ-шникам, имеет место быть, но Правый Сектор, это абсолютно точная информация, по их неадекватности, по их жестокости к населению, когда они приходят на Донбасс.
А что их различает? ИГИЛовцы, конечно, более отважные, чем эти. Потому, что у тех религиозный фанатизм. Они чётко верят в вознаграждение в «той жизни». Они меньше видели в жизни, чем правосеки. Правосеки, всё-таки, вышли из Советского Союза, где достаточно был неплохой велфер. Они получили более-менее сытое детство. Достаточно нормальное образование.
Там же — ИГИЛовцы, которые из разрушенных стран, благодаря политике Соединённых Штатов. У них низкое образование. Им запрещают ходить в школу.
Хафез Асад, это отец Башара Асада, уголовную статью ввёл о том, если дети не идут в школу — а религиозные фанатики не отдавали детей в школу, и это тоже преподносилось оппонентами, как диктаторский такой акт.
— То есть, понятно. Мы, вот, «оккупанты, пришли, построили школы».
— Да, да. Вот одна из аналогий! И, получается, что Правый Сектор, они, грубо говоря, немножко поумней ИГИЛовцев. И, соответственно, критическое мышление у них немножко присутствует. И они не готовы идти стройными цепочками на пулемёт. Что б там, на небе, получить 72 девственницы.
Но общее у них, — это жестокость к инакомыслию.
Разное между ними — это готовность, пассионарность. Те, во имя своей идеи, и смертниками подрываются. У всех на слуху преступления ИГИЛ. Правосеки на это пока не способны. Потому что их пока не дебилизовали до нужной консистенции.
— Ну, следующее поколение Правого Сектора, вероятно, будет «таким, как надо».
— Одна из целей Соединённых Штатов в Украине — это маргинализация населения. То есть, получение «Белого ИГИЛа». Пока украинцы не представляют той возможности, не похожи на арабских боевиков своей пассионарностью и тупостью. Но это вопрос затягивания конфликта в холодной фазе и уничтожение инфраструктуры, уничтожения образования, которое постепенно делается недоступным для широких слоёв.
— Как раз ведь обсуждалось, что на Украине образование, вероятно, будет платным. Часть населения его не получит, просто.
— Да, да, да. Вот к этому всё и ведётся. «Белый ИГИЛ» должен быть. Просто идеологически, под другими знамёнами. К этому приурочивается и раскол, который сейчас в Православной Церкви на Украине происходит. То есть, люди не так охотно мочат друг друга за какие-то властные группировки, как во имя Бога.
— В принципе, уже появилась на Украине «Православная Церковь», которая призывает к убийству.
— Ну, раскол идёт Православной Церкви на Украине, плюс униаты…
Сейчас будут усиливать, будут нагнетать. Будет идти промывка мозгов. Будут создаваться прецеденты. Чтоб у людей в головах засело. Сейчас Русскую Православную Церковь и Московский Патриархат активно будут демонизировать. А униатов будут воспевать. Вот, они белые и пушистые. Хотя, они там бегают — крестят пулемёты.
Будут разжигать религиозный конфликт сейчас.
Надо не забывать активную работу турецких спецслужб сейчас. По татарскому населению. Соответственно, если произойдёт, я предполагаю один из ходов турецкой стороны, я просто не хочу уточнять, после чего несколько фейков достаточно вбросить в исламские страны, при поддержке финансовой саудитов и шейхов религиозных саудовских, арабы и, вообще, мусульманское население, более-менее лояльное, внезапно воспылают ненавистью к России, и будет направляться на Украину в джихад против русских…
— Так. Андрей. У меня к Вам просьба. Не надо сообщать, как им сделать.
— Я не буду.
— Вы так уверенно говорите, Вы думаете, что они сами знают, как им действовать? Хотя им американцы попытаются подсказать.
— Естественно.
— Можно по большому счёту сказать, что Вы тоже доброволец Донбасса. И доброволец Сирии.
Вы на протяжении нескольких лет освещали конфликт в Сирии, на протяжении долгого времени конфликт на Донбассе. За счёт каких средств это всё происходит? Мне интересно, доброволец обычно приезжает, ему дают автомат, и он воюет. А тут надо приехать, с техникой, втереться в доверие к нашим, потому, что Бог его знает, кто это приехал с камерой. Чтоб на танк пустили покататься. Я смотрю, Вы на танках рассекали, как….
— Ну, на танки я камеры ставил. На танке делать нечего. Но тут суть в чём? На Донбасс я попал уже, грубо говоря, с портфолио. Большинство умных командиров, которые понимали, к чему всё идёт, они так или иначе видели наши ролики из «Анны-ньюз», которые мы делали в Сирии. Они понимали, что это будет за сценарий.
Мы давно предупреждали, что на Украине будут такие-то и такие-то события. Когда начинался «майдан», мы по нотам рассказывали, как будут происходить события. Соответственно, когда я приехал, мне достаточно было достать телефон и показать те фильмы, которые я снимал, и командиры вспоминали, что они это всё видели. Была некая узнаваемость.
Мне серьёзных финансовых затрат именно для того, чтоб втереться в доверие, мне было не нужно. Какой-то парк техники я приобретал по ходу, я поехал в Новороссию от фонда Глеба Корнилова. Работал какое-то время с ним, но потом понял, что освещение гуманитарной функции фонда отличается от того, чем я привык заниматься. Именно освещением боевых действий. С последующим ограничением, которые они накладывают. Это — не палить позиции. Выкладывать, когда можно.
Я спокойно сейчас буду выкладывать летние бои. Потому, что понимаю, знаю, что ситуация на фронте кардинально изменилась, позиции не актуальны. Вот сейчас я уже могу это всё показать. Тогда я понимал, что нельзя показывать. И волюнтаристским своим решением, как бы, решил, что не буду в нужный момент.
У меня есть подписчики, достаточное количество людей, и там десяток человек, которые активно мне помогают. Они сами творческие натуры такие. То есть они не готовы ехать воевать в информационном поле. Но вот они приобретали за свой счет какую-то технику, высылали мне. Вот даже у меня сейчас буквально под рукой вот такая камера. Человек ее сам купил. Это Александр. Ее сам перекрасил, чтобы я не демаскировался. Она была красного цвета. И вот человек сам мне помог так, мне выслал.
Тут мне вот ночник прислал, это Олег, там у меня подписчик есть. Ну, и получается на таких вот краудфандинга, на дружеских отношениях… У Олега была возможность. Он приехал ко мне на Донбасс, он увидел, как я живу, как я работаю. Он увидел, что я не стяжаю каких-то материальных средств. Когда я получил ранение, один из подписчиков выслал мне на лечение 45000 рублей. Я добавил там свои 10000 рублей, купил машину, чтобы ездить с фронта на фронт. И как бы все на таких общественных началах, вот это как-то держалось.
Сейчас активной фазы нет, мне там особо неинтересно. Ну, и у меня накопились кое-какие свои проблемы, которые в России. И я принял решение пока уехать с Донбасса, хотя я поддерживаю абсолютно движение ДНР, ЛНР.
Там есть много ошибок, но есть и много успехов. И об ошибках, и об успехах я в интервью спокойно рассказывал в сфере той, в которой я компетентен: военная журналистика, освещение конфликта. О том и другом я говорил спокойно, как-то не скрывал, и сейчас я уехал. Думаю, вернусь, конечно, если там что-то будет.
Связи с командирами поддерживаю, фотографии в личку друг другу перекидываем. Как сирийцам, так теперь уже и командирам Новороссии.
— Традиционный вопрос. Какую-то самую запомнившуюся съемку, какой-то бой самый запомнившийся, какой-то курьезный случай, может быть, во время съемок боевых. Что-то припомните?
— Да, их масса, на самом деле. Это просто надо уже такие уточняющие — а за весну там такого-то года…
Ну, может быть, когда мы на ничейной территории заблудились и не знали, как из этого выпутаться. То есть, заехали с Михаилом Андронником на ничейную территорию ночью, в темноте. Клацанье затворов автоматов, потом решение, как из этого выпутываться, проигрывание кучи сценариев. Благо, это были наши ребята, и нам не пришлось серьезно выкручиваться…
Наверное, это и когда танками нас обстреливали. Я был на терминале, по нам начали танки украинские стрелять. Там было семь выстрелов, попадания буквально в 10 метрах от нас были. И вот я по-хорошему восхитился одним из бойцов Спарты. То есть, у человека было белое лицо абсолютно, но он четко выполнял свои обязанности, стрелял из пулемета, уходил, менял огневые точки. При этом по нам работал танк.
И только вечером, ночью, когда мы уже у костра грелись и смеялись по поводу того, что произошло, он сказал: нет ничего страшнее в жизни кроме танка — страшнее только два танка.
То есть, это человек, будучи несколько раз контуженным под обстрелом танков, имевший даже ранения от них, он катастрофически боится танков. Но когда танк по нему стреляет, он не убегает, он не паникует и не впадает в какой-то ступор. Он выполняет свои обязанности с бледным лицом, с готовностью, стиснув зубы. Вот я по-хорошему был искренне восхищен этим товарищем.
— Это и есть героизм, по большому счету.
— Да, да, да. Я абсолютно считаю героями многих парней, с которыми мне довелось иметь счастье познакомиться. Вот я был свидетелем таких героических поступков, когда человек, превозмогая физиологический страх перед вот этими всеми событиями, он идет и выполняет свою работу. Ну, и сама жизнь в окопах. Армия Донецкой народной республики — это молодое образование, ей всего год. Много проблем. Это понятно. Проблемы роста. Научить ребенка на горшок ходить — сколько трудов стоит, а тут армию отстроить.
— Я всегда верю в Русское Чудо.
— Да, враг будет разбит. Победа будет за нами.