Последний козырь, который есть у оппозиции - угроза турецкого и саудовского вторжения. Этот козырь сильны и он мог бы быть использован в размене: отказ от интервенции в обмен на уход Асада.

Но уже поздно. Во-первых, Алеппо блокирован, протурецкие силы реально обваливаются.  Во-вторых, американцы уже не готовы прямо поддерживать Эрдогана. Показательно, что тезис о возможности американской наземной операции снят даже в пропагандистском плане.  Посему: провокации неизбежны, в той или иной степени интервенция Эрдогана неизбежна, но действовать он будет один.

Вопрос устойчивости российских позиций будет определяться готовностью расширить пределы эскалации до территории собственно Турции. В этом рисковость сегодняшней ситуации. Она же и сдерживающий фактор в отношении действия Эрдогана. Вероятно, он понимает, что Россия не ограничит себя только «зоной соприкосновения». А США ему не помощники. Другой вопрос, что США уже явно «руки умыли».То есть, они, конечно, союзнический долг в отношении Эрдогана выполнят, но когда все закончится. Собственно, в этом и риск - минимальность военных итогов для России при существенном ухудшении политической ситуации.

Но и для Эрдогана риски также крайне велики. А главное, - они очень велики для саудовцев, в отношении которых у России и Ирана руки становятся в принципе развязаны. Так, что «третья мировая» не просматривается, а, вот «первый берлинский кризис», перерастающий в войну в Корее - да. Это именно этот сценарий и есть.

Ссылка

В феврале 2016 года, после долгого старта и вопреки нереалистичному анализу Запада, который считал, что Москва не сможет развернуть за границей достаточные военные ресурсы, российская кампания, наконец, дала результаты для режима Башара Асада. В начале месяца авиация Москвы позволила сирийскому лидеру и поддерживающим его движениям окончательно перекрыть «коридор Азаз», подконтрольную мятежникам узкую полосу земли, которая связывала Алеппо с турецкой границей. Войска режима и шиитские боевики наступают со всех сторон, полное окружение Алеппо становится вполне реальной перспективой. Если занятые повстанцами кварталы будут взяты, это станет большой победой Башара Асада и самым страшным ударом для восстания с его начала в 2011 году.

Россия устанавливает свои правила игры в регионе

Параллельно с этим Россия поставила новые правила игры перед соседями Сирии. Иорданию запугали, чтобы та сократила поддержку «Южного фронта», главного неисламистского альянса на юге страны, которому пока что удавалось не допустить присутствия экстремистов у границы. Решение Турции сбить нарушивший ее воздушное пространство российский самолет в ноябре прошлого года обернулось против нее: Россия отыгралась, направив огонь на протурецких повстанцев у Идлиба и Алеппо. Кроме того, Москва заигрывает с сирийскими курдами, которые нашли в ее лице способного посоперничать с Вашингтоном партнера. Наконец, Россия согласилась принять во внимание интересы Израиля на юге Сирии.

Внутри Сирии, несмотря на все вежливые просьбы госсекретаря США Джона Керри, большая часть российских ударов направлена не на Исламское государство. Москва и Дамаск с радостью позволяют США взять на себя львиную долю боев против исламистов на востоке Сирии и сосредотачивают большую часть ударов на востоке страны на обычных мятежниках. Их конечная цель — поставить международное сообщество перед выбором между Асадом и ИГ.   

Режим повсюду в движении. Сначала повстанцы оказывали яростное сопротивление, но увеличение числа имеющегося у них противотанкового оружия лишь отсрочило неизбежное, потому что правительственные войска обстреливали их склады оружия, командные пункты и тыловые позиции. Вокруг Дамаска российские удары залили огнем и кровью подконтрольные мятежникам кварталы. В декабре от них погиб Захран Аллуш, лидер главного местного повстанческого отряда.

На юге Россия в полной мере поддержала наступление режима на Деръа, что, вероятно, расшатало позиции «Южного фронта». В провинциях Хама и Хомс мятежники оказались под массированным обстрелом, который во многом нейтрализовал их усилия. К северу совместная операция войск Асада с иранскими шиитскими отрядами при огневой поддержке России позволила вытеснить исламистскую коалицию «Джаиш аль-Фатах» из Латакии.

Алеппо — главная угроза для мятежников

Как бы то ни было, главной угрозой для восстания становятся успехи Дамаска в зоне Алеппо, хотя перекрытие коридора Азаз и оказало двойственный эффект: это играет на руку связанному с «Аль-Каидой» «Джабхат ан-Нусра», учитывая, что поставки оружия из Турции теперь могут идти лишь черед принадлежащий ему Идлиб. Сам же Идлиб, вероятно, станет новой целью режима. Вполне возможное сегодня поражение мятежников в регионе Алеппо может вызвать у тысяч боевиков ощущение того, что их бросили, и тем самым толкнуть их в объятья «Джабхат ан-Нусра» и ИГ.

Кроме того, окружение Алеппо может спровоцировать гуманитарную катастрофу таких масштабов, что она бы затмила ужасную осаду Мадайи и других опустошенных войной регионов, которые (ненадолго) привлекли к себе внимание мировой общественности. Десятки тысяч жителей Алеппо бегут к расположенному по другую сторону границы турецкому Килису. Этот  кризис является следствием намеренной стратегии режима и России, которые стремятся очистить целые зоны от «проблемных элементов», одновременно парализовав мятежников, соседние страны, Запад и ООН. 

Башар Асад всегда придерживался стратегии постепенной эскалации, которая, увы, прекрасно работала. Сирийцы уже сравнивают международное возмущение и реакцию на осаду Кобане ИГ в 2014 году со всеобщим безразличием по поводу нынешней трагедии.

Далее, укрепление позиций режима могло бы позволить курдскому «Демократическому союзу» (он, кстати, высоко ценится американцами) захватить северные регионы, вытеснив оттуда Сирийскую свободную армию и исламистские отряды. Это спровоцировало бы двойной конфликт ДС с ИГ: фронты на западе, если курды из Африна возьмут Тал-Рифаат и соседние регионы, и на востоке, где курдские отряды намереваются перейти Евфрат. Поражение ИГ в этой зоне запечатало бы турецкую границу, и позволило бы достичь важной для американцев цели.

Перспектива очередного расширения курдов уже вызывает беспокойство у турок. Прошлым летом Анкара намеревалась сформировать в регионе зону безопасности. Турция надавила на «Джабхат ан-Нусра», добившись отвода его сил, и обозначила своих союзников в Сирии, в числе которых оказалось крупное исламистское объединение «Ахрар аш-Шам». Верная своей привычке к затягиванию и уверткам администрация Обамы оставила без ответа предложение Турции, которое затем стало уже невозможно реализовать. Сегодня Анкара оказалась перед жестокой дилеммой: безучастно смотреть на сгущающиеся у ее границ тучи или начать прямое вмешательство в Сирии, что неизбежно обострит курдскую проблематику и будет означать противостояние с ИГ и союзниками Башара Асада, в том числе Россией.

У Турции и Саудовской Аравии почти нет вариантов

Сегодня у Турции и Саудовской Аравии, главных союзников режима, практически не осталось выбора. Сколько бы оружия не поставлялось мятежникам, расклад сил это вряд ли изменит. Хотя применение ПЗРК могло одно время быть эффективным ответом на ВВС Башара Асада, ни одно из этих двух государств (они полагают, что Вашингтон, по факту дает карт-бланш Москве) не готово ввязываться в эскалацию с президентом Путиным, не заручившись поддержкой. 

По иронии судьбы, эти радикальные перемены в динамике на поле боя произошли на фоне того, как спецпредставитель ООН Стаффан де Мистура вновь выступил за дипломатический путь в Женеве. Изменения в ситуации могут похоронить мирный план дипломата. Положение Стаффана де Мистуры осложняется тем, что ООН дискредитировала себя в глазах многих сирийцев взаимодействием его гуманитарного бюро в Дамаске с режимом. Несмотря на все ооновские резолюции, международная помощь никак не может дойти до тех, кто нуждаются в ней больше всего. Более того, она стала для Асада дополнительным оружием в войне. Джон Керри и Стаффан де Мистура воздерживаются от серьезного давления на Россию и Башара Асада из страха поставить под угрозу из без того мертворожденные переговоры в Женеве.

Как бы то ни было, Стаффан де Мистура старается не обращать внимания на эти противоречия и делает ставку на видимую близость в подходах США и России. В центре всего лежит извечная надежда Вашингтона: неудовлетворенность России по поводу Башара Асада должна в конечном итоге подтолкнуть ее к тому, чтобы отказаться от него. Однако мнение Владимира Путина о сирийском коллеге никогда не играло особой роли. У президента России явно имеется определенное недовольство Асадом, но, если судить по поведению его собственных солдат в Чечне и Сирии, оно касается результатов Асада, а не его легитимности или гуманитарных принципов. Пока что Москва понимает, что без Асада в Сирии не будет режима, который бы дал законные основания ее вмешательству. 

Неудача Америки

С 2011 года США тешат себя надеждой об изменении позиции России и закрывают глаза на поведение Владимира Путина, чтобы избежать болезненного выбора по поводу Сирии. После начала российского наступления официальные лица вроде заместителя госсекретаря Тони Блинкена прогнозировали увязание операций, чтобы тем самым оправдать пассивность Вашингтона. Ведь раз российское вмешательство было обречено на провал, США не нужно было ничего предпринимать.

Как бы то ни было, Россия смогла не только нарастить темп ударов, но и оправдать растущие затраты. И несмотря на утверждения ряда наблюдателей, которые утверждали, что российское вмешательство — лучший шанс сдержать ИГ, в Вашингтоне прекрасно понимают истинный результат российской кампании: краткосрочное усиление исламистского движения в центре Сирии. Вашингтон, по всей видимости, готов заплатить эту цену за сохранение женевского процесса.

Но на этом неудачи американской политики не заканчиваются. США уже пошли на уступки по ключевым моментам (в том числе будущему Башара Асада), которыми Россия и режим готовы воспользоваться, ничего не предлагая взамен. В предшествовавший переговорам в Женеве период и в первые дни обсуждений стало заметно, что США оказывают на оппозицию куда более сильное давление, чем на Россию, не говоря уже о Башаре Асаде.

В то время как Россия занимается политической и военной эскалацией, администрация Обамы цинично решила действовать в обратном ключе и потребовала от союзников поступить точно так же. Это ослабляет повстанцев, которые опираются на созданные США каналы снабжения: на юге Вашингтон потребовал сокращения поставок оружия «Южному фронту», тогда как на севере операционный центр в Турции впал в спячку.

Среди мятежников усиливается совершенно понятное ощущение того, что их предали, и проамериканские группы все больше теряют влияние. Это может еще больше разобщить оппозицию после многих лет жалоб западных правительств на отсутствие единства противников Асада. 

Все взгляды обращены на Белый дом

Как несложно понять, США делают ставку на политический процесс и призывают сирийскую оппозицию поучаствовать в диалоге. При этом они подставляют повстанцев под удары Асада, России и Ирана. Вашингтон забывает об этой элементарной истине (у дипломатических успехов и неудач всегда есть цена), потому что расплачиваться приходится не ему, а восстанию. Восстанию, которое не вызывает у США ни малейшего интереса и уважения. Тем более что оно перейдет по наследству уже преемнику Барака Обамы.

Иначе говоря, сейчас собраны все условия для неминуемого провала переговоров в Женеве (они уже были перенесены на конец февраля) и нового года кровопролития в Сирии. Все действующие лица в этой трагедии понимают, что теперь барак Обама (он всячески сопротивляется любым серьезным обязательствам по этой стране) уже не сменит курс. И все (наверное, справедливо) говорят, что он больше заинтересован в том, чтобы симулировать процесс, чем вкладывать в него хоть какой-то политический капитал.

Поэтому все, кого беспокоит будущее Сирии, смотрят в 2017 год и стараются выстраивать позиции по отношению к новому хозяину Белого дома. Что означает новые дипломатические маневры, эскалацию и страдания. Все говорит о том, что в 2016 году Башар Асад запишет на свой счет большие политические и военные успехи.

Ссылка

Разумеется, не все в этом эссе актуально сегодня. Аргументы Милля в защиту империализма хорошо вписывались в установки 19 века, но они могут привести в недоумение современных читателей. Но Дойл, профессор внешней политики, права и национальной безопасности США в Колумбийском университете, напоминает нам, почему рассуждения Милля о невмешательстве среди цивилизованных стран были и до сих пор остаются правильными.

Несмотря на то, что многим американцам довольно трудно это оценить, поскольку наши вооруженные силы практически постоянно где-то воюют, большинство других стран в целом стараются избегать вмешательства в дела других государств. «Невмешательство является нормой современного международного права, этики международных отношений и военной традиции, — пишет Дойл в самом начале своей книги. — Им можно пренебречь только при наличии веских оснований».

Дойл очень долго и глубоко размышлял над этими самыми «вескими основаниями». У него есть книга «Нанести удар первым: предотвращение международных конфликтов» (Striking First: Preemption and Prevention in International Conflict), и я даже написал на нее рецензию, которая была опубликована в Cato Journal. Дойл очень хорошо разбирается в этике войны.

Но в своей новой книге Дойл не погрязает в изобилии чисто нравственных или правовых принципов. В ней он делает четкий акцент на практической стороне вмешательства. Дойл (и Милль) подчеркивают «консеквенциалистический характер этики вмешательства и невмешательства». Большинство иностранных интервенций оказываются безрезультатными,  и даже успешные интервенции оборачиваются большими потерями в смысле финансов и человеческих жизней. Успехи интервенций в распространении демократии оказались особенно плачевными. (Данные, собранные Дойлем и Камиллой Стросс-Кан (Camille Strauss-Kahn) и опубликованные в этой книге, подтверждают более ранние выводы Александра Доунса (Alexander Downes) и Джонатана Монтена (Jonathan Monten).) Лучший способ оказывать влияние на международную систему — использовать ненасильственные меры.

Аргументы Милля в пользу невмешательства можно условно разделить на прямую угрозу, нависающую над интервентом — интервенции «могут угрожать национальной безопасности» — и косвенные доводы, включая общепринятые нормы, запрещающие использование силы и принцип самоопределения. «Не стоит нарушать мир без веской причины, — объясняет Дойл. — Возможно, эти законы лишены исковой силы, но, с точки зрения Милля, их выполнение обязательно по причинам нравственного характера». Поэтому в большинстве случаев страны должны воздерживаться от интервенций.

В большинстве случаев. И наши современные принципы заставили бы нас отвергнуть, по крайней мере, часть интервенций, которые Милль считал допустимыми. Дойл объясняет:

«Какой бы убедительной ни казалась порой логика взглядов Милля на интервенцию, те конкретные примеры, которые он приводит, и те ситуации, которые мы наблюдаем сейчас, указывают на необходимость нарушать принцип невмешательства только в крайних случаях и только по многостороннему согласованию».

Самой сложной частью было и остается определение тех исключений, когда иностранная интервенция необходима и оправдана. Хотя я иногда слышу в свой адрес критику в связи с моей чрезмерной осторожностью в вопросе интервенции, лишь немногие самопровозглашенные противники вмешательств отвергают обоснованность абсолютно всех иностранных интервенций. Большинство из них, включая меня, поддерживают применение силы в целях самозащиты — и речь идет не только об ответным мерах, но и о превентивных шагах перед лицом нависающей угрозы. Некоторые противники интервенций могут даже оправдывать упреждающую самозащиту, когда речь заходит об особенно серьезных угрозах безопасности. Однако превентивная война — это не то же самое, что упреждающий удар, поскольку она угрожает огромным количеством проблем, среди которых можно в первую очередь назвать нашу коллективную неспособность предсказать будущее. Не зря Бисмарк когда-то сказал, что ведение превентивной войны равносильно совершению самоубийства из-за страха перед смертью.

На следующей неделе я намереваюсь опубликовать статью о современном принципе «ответственности за защиту» и о том, как этот принцип соотносится с взглядами Милля на вмешательство, которым уже 150 лет. Между тем, я призываю вас внимательно ознакомиться с точкой зрения Дойла по чрезвычайно важному вопросу о том, стоит ли вмешиваться в дела других стран или нет.

Ссылка

Медведь стал более подвижным и прытким, он повел себя как истинный ковбой в Грузии, Украине и, наконец, в Сирии — не в последний раз, разумеется. Он стал походить в методах на своего исторического противника, отточив мастерство до совершенства. Его не мог узнать ни друг, ни враг. США, напротив, прельщённые своим личным превосходством и победой над советским медведем, заметно замедляли темп, особенно это стало очевидно во время правления Барака Обамы. Америка сама стала походить на медведицу, которая начала убивать своих же друзей.

Новые реалии, где противники поменялись ролями, вызвали озабоченность в мире, ввергнув его в полное неведение и непонимание будущего. А Россия продолжает энергично действовать, как в старом фильме про ковбоев. Союзники США, которые выглядят намного слабее союзников России, сегодня ломают голову над загадкой, не имеющей ответа. Какова позиция США в отношении российского вторжения в Сирии? Нет ответа! Что думает Америка о сухопутном вторжении? Снова нет ответа! Долго еще будут летать американские самолет над целями, не поражая их? И опять нет ответа!

США сегодня взяли на себя лидерство в международной коалиции по борьбе с террористами ИГИЛ. Подобная роль предполагает, что США должны иметь точное представление о перспективах такой борьбы и предугадывать возможные изменения на поле боя. Но то, что происходит в реальности, — загадка, которая полностью дезориентирует союзников, тем самым давая противнику возможность действовать абсолютно беспрепятственно.

Сколько еще противники будут меняться ролями и как долго эта игра будет продолжаться? Это тоже загадка! Однако опасность, исходящая от нынешней неопределенности, может стать роковой для региона Ближнего Востока в целом. Когда мы, наконец, очнемся, то можем увидеть совершенно новую реальность, где страны, государственные образования и сообщества будут раздроблены таким образом, что Соглашение «Сайкса-Пико» покажется нам безделицей по сравнению с тем, что мы увидим.

Ссылка