Сегодня единственный человек, который по своему опыту и авторитету в обществе может оказать принципиальное влияние на этот процесс, — Владимир Путин. Все остальные люди должны будут потратить слишком много времени на завоевание авторитета, чтобы быть услышанными, и на то, чтобы разобраться, как вообще функционирует страна. Не вызывает сомнений, что любая попытка сегодня сменить Путина ставит своей целью остановить трансформацию политической системы. Дело в том, что действующая политическая модель создавалась для того, чтобы обеспечить либеральные реформы в России. Очевидно, что сейчас есть мощный запрос общества на резкое ослабление либеральной составляющей этой модели и усиление консервативных элементов. Причем это не только российская тенденция. Феномен Дональда Трампа — из этой же серии.

Как экономист скажу, что это связано с тем, что либеральная модель больше не обеспечивает уровень жизни населения, достаточный для того, чтобы оно поддерживало либеральные свободы. Когда стоит выбор между либерализмом и едой, народ всегда выбирает еду. Именно поэтому либеральные реформы можно проводить только в тех странах, где проблем с едой нет. Сегодняшняя Россия к числу таких стран не относится. По этой причине все попытки Михаила Ходорковского привести к власти человека более либерального, чем Путин, выглядят просто наивно. Это противоречит всем экономическим процессам, которые происходят в нашей стране.

О том, что может подразумевать новый план ЕС, какие процессы сейчас идут в области европейской оборонной политики после «брексита» и как они отражаются на России, «СП» рассказал заведующий отделом европейской безопасности Института Европы РАН, профессор МГИМО Дмитрий Данилов.

— Идеи продвижения в сторону европейской обороны не новы, они достаточно активно лоббировались, в том числе в контексте подготовки новой глобальной стратегии Евросоюза: с подписями глав МИД европейских государств уже были представлены предложения, направленные на активизацию процесса и продвижение к тем целям, которые зафиксированы Лиссабонским договором о ЕС.

Понятно, что Евросоюз и евробюрократия не могли отмахнуться от этого процесса, но раньше он постоянно наталкивался на британское вето. Британцы четко и последовательно говорили о том, что они не готовы вкладывать деньги в затратный проект, который, к тому же, дублирует усилия НАТО в сфере безопасности. Преодолеть это британское вето никак не удавалось. Ситуация складывалась таким образом, что, в конце концов, инициативная группа европейских государств во главе с Францией и Германией была вынуждена сказать «нет» британскому правительству, мол, если вы не сдвинетесь в этом направлении, то ЕС придется продолжить движение без вас.

«СП»: — То есть еще задолго до «брексита» Европа видела необходимость двигаться в сторону создания европейской обороны?

— Да. И хотя она не представляла, как это сделать без Британии, тем не менее, говорила, что если последняя не будет участвовать в процессе, то движение все равно будет продолжаться.

После «брексита», когда стало ясно, что Британия выходит из ЕС, внутри Евросоюза образовались две школы политической мысли. Первая говорит о том, что, наконец, появилась ясность в отношениях с Британией, которая теперь не сможет поддерживать проект европейской обороны, поэтому теперь мы можем двигаться вперед. Другая подчеркивает, что на самом деле проект европейской обороны без Британии проблематичен по многим обстоятельствам — по политическим и военно-техническим причинам, не говоря уже о том, что Британия занимала особое место внутри Европы в том, что касается обеспечения баланса между европейской оборонной автономией с одной стороны и трансатлантической — с другой.

Евросоюз в любом случае вынужден реагировать на серьезнейшие геополитические сдвиги и появление новых вызовов, но теперь он должен еще сформулировать новую стратегию. В свою очередь, Федерика Могерини как верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности, не может предлагать свои варианты, но должна каким-то образом попытаться сформулировать общие идеи и вынести их на обсуждение.

«СП»: — В чем может заключаться новизна обсуждаемой концепции?

— В данном случае германо-французская инициатива не дает ничего нового, она просто фиксирует политическую готовность европейских лидеров двигаться в ранее заявленном направлении. Это очень важно в преддверии сентябрьского совета ЕС, когда Могерини и будет предлагать на обсуждение в ЕС европейскую оборонную инициативу. При этом огромное количество вопросов здесь не просто остаются без ответа, но они еще и обостряются в новой ситуации.

«СП»: — В чем состоит новая ситуация?

— Прежде проекты европейской обороны поддерживалась т.н. «Веймарским треугольником» (Франция-Германия-Польша). Далее согласованные в этом формате решения «обрастали» согласием других европейцев — прежде всего, Италии, Испании, Бенелюкса. Сейчас проблема состоит в том, что политический «Веймарский треугольник» во многом размыт. Более того, стоит вопрос — сохраняется ли то первоначальное европейское ядро политического единства, которое как раз выступало за европейскую оборону?

«СП»: — Каким образом этот процесс вписывается в действия НАТО?

— Фактически проводятся параллельные мероприятия. Выдвижение глобальной стратегии ЕС, саммит НАТО продемонстрировали, что Евросоюз будет действовать в политике безопасности на основе стратегических установок, принятых в НАТО и соответствующих интересам США. Причем речь идет не только о политических декларациях, но и о решениях об оперативном сотрудничестве.

Напомню, ЕС принял решение о совместных с НАТО действиях в таких областях как кибероборона и борьба с гибридными угрозами. И то, и другое в НАТО распространяется на сферу действия статьи 5 о коллективной обороне. Здесь ЕС фактически лишается стратегической инициативы самостоятельности, поскольку должен действовать в контексте стратегии военного блока. Понятно, что это — одни и те же страны, но речь идет об очень специфическом разделении труда между ЕС и НАТО. Для его существования необходимо говорить об автономии Европы, то есть о том, о чем сама Европа бы хотела говорить, выстраивая свою оборону. С этой точки зрения европейской обороны как проекта сейчас не получается. Европа теряет свою автономию и в любом случае должна ориентироваться на ту политику, которая будет проводиться в рамках НАТО. Следовательно — она должна ориентироваться на американское лидерство.

И здесь появляется новая проблема, поскольку лидерство США сегодня находится под вопросом. Политика безопасности Штатов в связи с выборами на ближайшее время остается достаточно неопределенной, в том числе — в контексте американских вызовов. Речь идет фактически о годе неустойчивости и неопределенности. В этой ситуации Европа обязана реагировать. С одной стороны, для нее появилась возможность принять какие-то более-менее самостоятельные решения. С другой — такие самостоятельные решения существенно ограничены объективными обстоятельствами. Кроме того, если Европа принимает некие решения, направленные на повышение своей автономии без согласования с США, то повышаются риски того, что они, решения, будут непродуманными и вызовут еще больше проблем.

«СП»: — Разве «брексит» не прибавляет самостоятельности европейской обороне?

— На мой взгляд, эта популярная точка зрения несостоятельна. Любой европейский оборонный проект наполовину зависел от франко-британской оси даже чисто в материальном отношении, не говоря уже о военно-техническом, военно-экономическом и военно-оперативном. Кстати, Британия и Франция — единственные в ЕС подписали договор (не декларацию) о сотрудничестве в сфере обороны и безопасности.

В общем, Британия, выйдя из ЕС, фактически лишает проекты европейской обороны материальной основы, а сам «брексит» как процесс выхода страны ставит очень много вопросов. Например, каким образом Британия будет участвовать в процессах формирования европейской обороны? В тактическом отношении британская неизвестная превращается в фактор, который в принципе не позволяет решить задачу. И как дальше будут действовать в ЕС — пока неясно. Тем более что нужно учитывать, что мотор европейской интеграции — Франция и Германия — также работает с большими перебоями.

«СП»: — Перебои «двигателя» объясняются неправильной регулировкой «карбюратора»?

— Судите сами. Германия даже в своей «Белой книге» по безопасности и обороне претендует на новое лидерство в Европе. При этом такая новая лидирующая роль Германии далеко не всем нравится в ЕС, многие не готовы ее поддерживать. А Франция со своей стороны теряет свои позиции: она не может в данном случае быть равным партнёром Германии по многим вопросам.

В результате Франция оказывается лишь необходимой опорной площадкой для германской политики в Европе. Именно поэтому франко-германская ось или мотор европейской интеграции перестает работать. Раньше политические регулировки шли за счет участия Британии. Как ни парадоксально, британское сопротивление евроинтеграции все-таки позволяло каким-то образом поэтапно и медленно, но продвигаться в направлении углубления сотрудничества в сфере безопасности и обороны. Без Британии эта ось оказывается не только не свободной, но наоборот — ограниченной. Возникает много неизвестных как внутри Европы, так и с точки зрения трансатлантических балансов.

В будущем по результатам европейской дискуссии наверняка будут достигнуты какие-либо политические договоренности. Но это не значит, что европейская оборона как проект европейской автономности в сфере политики и безопасности будет иметь какие-то шансы на успех. Скорее, наоборот — европейское единство будет больше отвечать интересам евроатлантической стратегии. Имеется в виду, что именно США в последние годы серьезно настаивали на большем вкладе (в основном материальном) европейцев в сферу атлантической безопасности.

«СП»: — Как нынешние процессы внутри ЕС и НАТО отражаются на их отношениях с Россией?

— Не лучшим образом. Изначально, когда Европа в 1999 году принимала решение о формировании собственного антикризисного потенциала в сфере безопасности и обороны, отношение к РФ было достаточно позитивным. В то время оно в политическом плане рассматривалось как противовес натоцентризму в Европе. А учитывая ограниченные возможности Европы, Россия никогда не рассматривала такую ситуацию с военной точки зрения, что она может быть переориентирована на российское направление.

Сейчас обстановка поменялась. По результатам варшавского саммита НАТО есть ощущение, что европейские проекты в сфере безопасности и обороны еще больше становятся связанными с линиями внутри НАТО. Которые, в свою очередь, намечают США.

Сегодняшнюю американскую линию в отношении РФ ни коем случае нельзя назвать даже конструктивной, поскольку повестка дня России и США довольно негативная. Эта философия переносится в рамки международных организаций, включая НАТО. Альянс переформатируется под задачу сдерживания России. И в данном случае ЕС не может быть свободен от стратегии, определяемой США. Если прежде мы говорили, что нам и Евросоюзу необходимо вырабатывать общие подходы в сфере безопасности и обороны, и удавалось даже двигаться в этом направлении (вспомним, декларацию Медведева и Меркель 2008 года и т. д.), то сейчас взаимодействие проблематично. Главным образом потому, что Евросоюз теряет степень своей автономии.