Евреи при Иосифе вошли в Египет в качестве большой пастушеской семьи, спасающейся от голода. За несколько столетий они разрослись до масштабов большого народа, уже не пасущего стада, но порабощенного и занятого в строительстве. (Заметьте этнический состав строителей на московских объектах и отметьте еще одну черту подобия). Потом был Исход и странствие, в ходе которого евреи были уже и не пастухами, и не строителями. Они были путешественниками и воинами. Вышедшие из Египта, они умирали то в наказание за ропот, то по естественным причинам. Рождались новые люди вместо убывших. Им и предстояло войти в Ханаан. Люди, занявшие при Иисусе Навине обетованную землю, были оторваны от культурного творчества и оседлой жизни. Они не строили, не сеяли, не собирали урожай, не занимались ремеслами. Только путешествовали и воевали. Несколько поколений людей, вообще забывших, что такое пахать или строить!
Между тем вселиться им предназначалось в землю, где были дома и дороги, сады и виноградники, бассейны и колодцы. То есть получалось, что запыленный пилигрим и вчерашний странник имел от Бога повеление овладеть землей, на которой до этого веками жили пахарь и виноградарь, кузнец и ткач, врач и купец.
Правда, кое-что было у евреев из того, чего не было у хананеев. У евреев был религиозный закон, полученный на Синае, было повеление бояться Господа во все дни и стараться исполнять все, что написано в книге Закона. А у хананеев был цветущий разврат, сколь культурно изящный, столь же и гнусный. У них была ритуальная проституция, как женская, так и мужская. Были жертвоприношения бесам, касты жрецов, праздники, отмечаемые посредством оргий. У них было и скотоложство, и гадания, и вызывания мертвых. Тенистые рощи были местом ритуального разврата, в долинах могли сжигать младенцев. Было все то, о чем Господь в Писании говорил евреям: «Не поступайте по обычаю народов этой земли. Не повторяйте мерзостей их, ибо за эти мерзости Я и изгоняю их от лица вашего. Рисунков и надрезов на теле не делайте. Мертвых не вызывайте. Ворожей среди себя не держите. С мужчиной, как с женщиной, не ложитесь. Со скотиной не совокупляйтесь. Если же вы будете это делать, научитесь недолжному, то Я и вас выгоню с земли, текущей молоком и медом. Бойтесь Господа. А теперь входите и овладевайте землею, живите в домах, которых вы не строили. Ешьте плоды, которые вы не насаждали». Вот эта картина Священной истории в некоторых ярких чертах рискует повториться и уже повторяется в бывшем христианском Старом свете.
Даже по-европейски развратившись (ибо они развращаются в Европе), пришельцы не станут толерантными
Какие бы ошибки и заблуждения ни сопутствовали вере мусульманских мигрантов, далеко не всё в их вере ложно. Ложь их видна только в сравнении с Евангелием. Но в сравнении с либеральным катехизисом и нравственными установками современного Запада видна как раз ложь последнего. Мусульмане же выглядят предпочтительнее. Мусульманин верит в будущую жизнь, в Ад и Рай. Это для него незримые до времени реальности. Европеец же сплошь и рядом смеется над подобной «архаикой». Для мусульманина тело – это то, что воскреснет в Последний день. Тело нельзя развращать при жизни и сжигать по смерти. Для европейца ровно наоборот: разврат при жизни – норма, после смерти – в огонь и без мыслей о воскресении. Мусульманин не ценит выше всего собственную биологическую жизнь и тем более биологическую жизнь своего идеологического противника. Выше всех для него законы Всевышнего – так, как их ему объяснили. Поэтому ни умирать, ни убивать он не боится. Европеец же иных ценностей, кроме биологического существования, не знает. Встреча лицом к лицу с культурой, иначе смотрящей на смерть, для европейца грозна и нестерпима. В этой встрече он проигрывает еще на пути.
Женщины, ощупанные и облапанные на площади возле Кельнского собора, – это не только хулиганство. Женщина – первый трофей завоевателя. Самый понятный, знаковый трофей. «На глазах побежденного противника насиловать его женщин – это и есть счастье», – говорил Чингисхан. С тех пор мало что изменилось в психологии победителей. И то, то немкам лезли за пазуху в центре города и в присутствии мужчин, следует прочесть как послание: «Вы слабаки. Мы сделаем с вами все, что захотим. И мы имеем на это право». Вообще «униженные женщины Востока» – это женщины, за которых тревожится множество мужчин: отец, дядя, братья, жених (если есть), потом – сыновья. За европейскую женщину не тревожится никто. Как оказалось, даже полиция и даже в Германии. И женщины первыми, как всегда, чувствуют гибель своей цивилизации. Кожей чувствуют. Ну, а дальше – больше. Дальше пошли половые темы, и малодетность, и аборты, и пляжи нудистов, и женщины без стыда. Все то, что вызывает у мигрантов ненависть и религиозный гнев. Да, они приехали в чужую страну. Они «новенькие». Но забудьте. Полно. Они уже приехали. «Нельзя загорать без трусов на людях», – говорят они, шумной толпой являясь на нудистский пляж с холодным оружием в руках. И перед нами спор немого с глухим. Европеец возмущенно поднимает брови: «Как вы нас смеете учить? Ведь мы же вас приютили». На что Юсуф или Али ничтоже сумняшеся ответствует: «Вы делаете то, что делать нельзя. У вас нет ни веры, ни стыда, ни совести. Вы не просто пригласили нас в гости. Сначала вы разбомбили наши города. Погодите, мы вас еще научим Бога чтить». И как бы нам ни было жалко Курта или Фрица, признать наличие некоей правды в словах Юсуфа или Али мы обязаны.
Недалек тот день, когда арабы и африканцы захотят жить не в лагерях-отстойниках и миграционных центрах, а в квартирах нынешних хозяев. Захотят жить так, как прежние хозяева, но не рядом с ними, а вместо них. Конечно, для поддержания европейского комфорта нужны знания и труд. Нужны электрики, врачи, инженеры, пилоты. Нужны сотни профессий и преемственность порядка и власти. Поэтому будущее растерзанной Европы во мраке. Учиться и работать большинство мигрантов не захочет. Большинство захочет силой взять чужое, растоптать миниатюрный рукотворный рай так, как когда-то Аттила растоптал и ограбил Рим. Что будет дальше, их мало интересует. Они – лишь топор в руке рубящего, а топор задумываться не привык. Но это будет после. А пока мигранты являются тем же «бичом Божиим» для Европы, каким были варвары для Вечного города. Даже по-европейски развратившись (ибо они развращаются в Европе), пришельцы не станут толерантными. Они останутся религиозно мотивированными чужаками, мистически ненавидящими белых безбожников, разжиревших и расслабившихся.
На каком-то этапе качественного слома они перестанут стыдиться и таиться, объяснять свои действия и извиняться.
В Европе возможен и ожидаем правый крен. Всякие ультрасы, фашиствующая молодежь, всякое бурление расизма, зачинающееся хоть бы и на футбольных трибунах. Но само по себе это не спасет ситуацию. Это будет агония. Ситуацию исправит только возвращение к исконной для Европы христианской религиозности. Победу нужно одержать в духе. И вот это-то единственное противоядие и следует признать невозможным. Сил на христианский ренессанс у Европы нет.
Белый человек в Старом свете будет и дальше уверен, что он вправе жить и грешить, как ему хочется. А злые бедняки с Кораном в руках будут, на манер наступающей на оазис пустыни, занимать кусок за куском жизненную территорию, отгрызать квартал за кварталом, регион за регионом. На каком-то этапе качественного слома они перестанут стыдиться и таиться, объяснять свои действия и извиняться. Они просто начнут выгонять европейцев из их домов вооруженной рукой, облагать их налогом, положенным для неверных, устраивать шариатские суды, навязывать силой женщинам головные покровы и прочее. Они будут действовать поступательно и логично. Процесс выглядит совершенно необратимым.
Все это касается и России. Нужно переосмыслить свою культурную зависимость от Запада. Для вдыхаемых нами паров развращения, плывущих со стороны Заката, нужен христианский респиратор. И все, что родила христианская Европа, нужно любить и осваивать. А все, рожденное в постхристианской Европе, нужно держать на расстоянии и изучать с осторожностью. Чаще всего по изучении отбрасывать. Перенимая вырожденческие культурные новшества, мы сами, как европейцы, становимся уязвимыми. Православная Россия умела выстраивать добрососедские отношения с мусульманами внутри страны и по соседству. Ее не просто боялись, а уважали, и было за что. Постхристианская же Россия будет так же слаба и уязвима, как слаб любой эгоист и безбожник перед лицом религиозно мотивированного противника с высшей целью.
«Вот наш пост и наши молитвы. Вот наша взаимопомощь. Вот наша молодежь. Вот наши семьи. Все свое мы помним, к чужому относимся с уважением. Раны прошлого мы залечиваем, и результаты уже видны» Если такой ответ будет основательным и подкрепленным фактами, с которыми не поспоришь, то будут и мир, и взаимное уважение. Нельзя не уважать людей, которые берегут семью, помогают друг другу, поклоняются Богу в Духе и истине, уважают соседа и едят заработанный, а не краденый хлеб. Зато можно вполне гнушаться теми, у кого ничего этого нет. И тогда земля под ногами бывших хозяев незаметно перестанет быть их землей. Еще в порядке все документы и завещания, но уже что-то сдвинулось с основания и начало сползать в пропасть. Это, собственно, и происходит в Европе без особых шансов на исправление ситуации. Это, собственно, и нельзя допустить в России, на что у нас пока еще есть и ресурс, и время. Наши мусульмане не приезжие. Они коренные. У них нет с нами крепкого языкового барьера, и культурный барьер изрядно сглажен. И нам предстоит делать дома то, что не получается и, видно, не получится уже у европейцев. У мусульман XXI века к христианам XXI века есть претензии. Суть претензии проста: где ваша святость? Где молитва и пост? Где уважение к старшим и послушание жены мужу? Где ваша молодежь: в чумных клубах или в спортзалах? Где милосердие? Не милостыня только, а именно милосердие? Где знание собственной истории? И если мы стыдливо смолчим в ответ, то они скажут: гляньте на нас. Они покажут нам свои лучшие черты, умолчав о худших, а мы еще глуше замолчим. Так вот, молчать нам нельзя. Наш ответ должен быть жизненным и религиозным.
Автор - священник Украинской православной церкви Московского патриархата, вынужден был покинуть Киев после евромайдана из-за угроз националистов.