— Это не первая твоя война и ты воевал в Югославии. Расскажи об этом подробнее, пожалуйста.

— Это была не настоящая война. Мы просто отступали шаг за шагом к Белграду, а потом все закончилось. Грустная история, но хороший урок: не стоит идти на соглашения, сложив оружие. Милошевич был уверен, что западные страны последуют заключенным с ним соглашениям.

— Ты участвовал в этом конфликте от коммунистической партии?

— Совершенно нет. Я был в нескольких коммунистических организациях, но каждый раз, когда я беру оружие, я вынужден покидать их. Официально европейские коммунистические партии отказываются принимать какое-либо участие в военных действиях. Они не хотят иметь дело с «мусором войны». Но это не пацифизм, это только страх.

— Как ты там вообще оказался?

— В один прекрасный день приехал на машине. Это довольно недалеко от Италии. Мне тогда было двадцать лет, может быть, двадцать один.

— Ты же практически ребенком был.

— В двадцать лет человек не ребенок. Конечно, я был очень молод, но я решил быть воинствующим коммунистом, и я видел, что внутренняя политика коммунистических организаций выглядела весьма печально: очень слабое желание что-либо менять, а довести такое может только до саморазрушения. И, таким образом, коммунистические организации теряют потенциал в огромной мере. Поэтому я решил приложить свои силы там, где были серьезные столкновения; это может дать больше возможностей для коммунистических организаций. Возможностей для революции. Если даже мы не приходим к революции, мы работаем над тем, чтобы создать для нее условия. И одним из первых шагов для этого является борьба с мировым империализмом.

— Как ты думаешь, мировая революция действительно возможна, скажем, в ближайшие тридцать лет?

— Если хорошие люди соберутся вместе в хороший политический проект, нет ничего невозможного.

— Ты в это действительно веришь?

— Я верю, что это не невозможно. На данный момент я не вижу, как именно, но я знаю, что мы можем это сделать.

— О Донбассе. Почему ты сюда приехал?

— Политические причины. Я антифашист, после Одессы я не мог остаться дома. Кроме того, здесь люди пытаются построить другой тип общества. Может быть, ими движет только ностальгия по Советскому Союзу (а не коммунизму), но, безусловно, ситуация для коммунистов является очень позитивной. Личные причины. В Югославии мы не воевали. Поэтому здесь я хочу применить все полученные навыки, чтобы реализовать то, на что тратил время. Об этом есть отличная итальянская книга «Татарская пустыня» Дино Буццати. Это история солдата, который всю жизнь ждал войну, а когда война наступила — не смог сражаться, и в итоге потерял всю жизнь.

— Да. Здесь много людей, которые называют себя коммунистами из ностальгии по дешевой колбасе.

— Ну, я не такой. У меня нет ностальгии по чему-то, чего я не видел. Мне нравится коммунистический идеал, но я думаю, что мы должны строить нашу собственную модель коммунизма.

— Расскажи про вашу повседневную жизнь. Чем вы занимаетесь?

— Тем же, чем и остальные. Охрана, приготовление пищи, уборка, рытье окопов. Самое интересное, что InterUnit — это не только военная, но и политическая группа. Таким образом, мы осуществляем также и нормальную политическую деятельность организации. На данный момент политических и одновременно военных организаций в Европе не так много.

— А что самое сложное?

— Во-первых, языковые сложности. Во-вторых, попытайся понять мою точку зрения. Многие товарищи не понимают, почему я здесь. Почему я оставил свою страну и свою прекрасную жизнь, чтобы приехать сюда и воевать. Они считают меня сумасшедшим и несколько странно на меня реагируют.

— Как ты вообще понимаешь здесь людей, если не говоришь по-русски?

— Я не говорю по-русски, но если нужно говорить только о военных действиях, то можно обойтись 50-ю словами… Легко. Шучу. Общаться очень сложно, но мы это делаем.

— У тебя сейчас вообще есть нормальная жизнь?

— Вообще нет. Только война и политика. Я предпочитаю сократить нормальные вещи. Кроме того, я отказался от отпуска, за 16 месяцев у меня было только 15 выходных. Это потому, что невозможно здесь строить жизнь, подобную моей. Если я делаю что-то нормальное, я только больше ностальгирую.

— То есть, ты и не пытаешься делать что-то нормальное? Это довольно печально.

— Это радикальное, конечно, решение, но я абсолютно не хочу. Я не хожу в кафе и рестораны, не беру отпуск, ничего подобного. Эти вещи отвлекают, потому что они дают немного удовольствия, но потом становится еще грустнее.

— Как ты думаешь, эта война продлится долго?

— Если мы не сделаем в ближайшее время что-то, что изменит ситуацию, это может быть как в Северной Ирландии: более ста лет. Но мы можем сделать как в России в 1917 году!

— И как мы можем это сделать?

— Учиться на ошибках прошедшего века. Попытаться построить серьезную коммунистическую организацию. Для этого нужно, во-первых, создавать условия для революции, во-вторых, быть к ней готовым.

— Ты идеалист. Это прекрасно, но, мне кажется, тебе очень сложно в нашем мире.

— Очень сложно. Но я всегда выбираю правильный путь, а не легкий.

— Как у тебя получилось оставить свою родину и семью?

— Сложно ответить на этот вопрос. Это принесло много боли мне, моей семье и моим друзьям. Но я должен сделать что-то очень важное здесь. Те, кто меня любит, должны это понять.

— Расскажи, пожалуйста, о своей политической работе.

— В Европе я был в нескольких коммунистических организациях, в том числе, некоторых партиях. В каждом случае я работал по международным вопросам: Балканы, Палестина, Латинская Америка и Донбасс. До того, как уехать из Италии, я был довольно известным активистом. Мой стиль работы был довольно необычным — я работал над объединением левых движений. Большая часть моих товарищей не разделяют этот подход, но я считаю, что надо объединяться. В Донбассе я тоже работаю в международной политике. В первую очередь, речь идет про эту войну, но есть и другие. Мы считаем, что разные войны в этом мире — это разные фронты империалистической агрессии.