Понятно, что за вычетом Восточной Европы. Она оказалась под советским влиянием и была объединена в единое экономическое, геополитическое и идеологическое пространство с СССР.
Но ни Совет экономической взаимопомощи, ни Варшавский договор не претендовали на то, что они являются моделью будущей единой Европы «от Лиссабона до Екатеринбурга». А вот созданные на Западе интеграционные объединения именно так себя и позиционировали — подразумевая, впрочем, Европу без России.
Да, об объединении всей Европы еще не шла речь в парижском договоре о создании Европейского объединения угля и стали, подписанном в 1951 году шестью странами. Но уже спустя несколько лет, когда та же «шестерка» подписала Римский договор об учреждении Европейского экономического сообщества, это подразумевалось.
Тогда же, в 1957-м, возник и Европейский парламент — не беда, что в нем были представлены только все те же шесть стран, «европейское ядро»: ФРГ, Франция, Италия и три страны Бенилюкса (Бельгия, Нидерланды, Люксембург).
К середине 80-х ЕЭС укрупнился уже вдвое — в него входило 12 государств, включая Великобританию. Идея Соединенных Штатов Европы становилась все популярней — от общего рынка и общих ценностей к общему государству. И тут рухнула Берлинская стена — объединилась Германия, распался сначала «восточный блок», а потом и СССР.
Дюжина участников ЕЭС собралась в Маастрихте, когда развалины СССР только начинали дымиться — и учредили Европейский союз, точнее, наметили путь к нему. Единое европейское государство — но не в качестве наследника империи франков и Священной римской империи германской нации (существовавшей, кстати, до 19-го века), и уж конечно не как осуществление планов Наполеона или Гитлера.
Нет, единая Европа как наследник «гуманистических идеалов» (даже упоминание о христианских было быстро отставлено в сторону), общего наследия и стремления к тому, чтобы больше не было войны.
То есть единая Европа как проект примирения всех со всеми, и в первую очередь, понятно, немцев, французов и англичан — а вокруг них уже пляшет хоровод всех остальных народов. Лондон при этом всегда стоял чуть в стороне, что рождало серьезные подозрения насчет того, что весь проект единой Европы нужен ему только в том случае, если управляется им самим.
Действительно, примирить германскую гегемонию и англосаксонские амбиции можно было только в том случае, если Евросоюз оставался в подчиненном положении по отношению к НАТО. Тогда геополитическое доминирование США и Великобритании не позволяло ЕС выйти с экономического на геополитический уровень.
Вопрос был только в том, как долго англосаксы смогут держать германский локомотив под контролем — в какой-то момент процесс перерастания ЕС в единую державу неизбежно привел бы к обретению ею полного, настоящего суверенитета. То есть к возникновению «единой Европы» с германским сердцем и мускулами.
Да, формально «мирной и пушистой», но все равно совершенно неприемлемой для атлантистов. И вот на этой развилке Европа оказалась к 2007 году.
К этому времени первые этапы интеграции внутри Европейского союза были пройдены: появилась единая валюта, органы управления. Пора было готовиться к переходу к реальной ликвидации национальных государств — то есть к передаче всех полномочий национальной власти на уровень общеевропейского правительства. Но ЕС к этому времени страшно разросся. В нем было уже 27 государств (последнее, 28-е, было принято в 2013 году).
Уровень интеграции между ними был совершенно разный — включение стран Восточной Европы и Прибалтики отвечало в основном геополитическим, а никак не экономическим интересам. Причем не единой Европы со столицей в Брюсселе, а атлантистов из НАТО, расквартированных в этом же городе.
Восточную Европу нужно было быстро взять под западный зонтик — вначале еэсовский, а уже потом натовский.
Понятно, что далеко не все новые государства — члены ЕС отвечали критериям евроинтеграции. Не все из них вошли и в зону евро. И самое главное — ЕС вплотную приступил к осваиванию постсоветского пространства. То есть уже не только Прибалтика, но и Украина с Молдавией, и Грузия с Арменией должны были стать частью Евросоюза.
Куски русской цивилизации и зоны непосредственных национальных интересов должны были быть проглочены и переварены. Но этого не случилось.
Причем не из-за сопротивления России — мы, конечно, пытались помешать, но не это было главным. Надорвалась сама вера в единую Европу — и у национальных элит, и у населения европейских стран. Тот монстр, который стал расти в Брюсселе, вызывал слишком много претензий, да и между самими «провинциями» единого государства усилились трения.
Немцы, конечно, великая нация — но ни французы, ни итальянцы не готовы жить в управляемом германцами государством. А к этому все бы и пришло — история Европы такая штука, что, что ни собирай, все равно получается «германский рейх». Его можно назвать «Срединной Европой» или «Европейским союзом», все равно ядром и локомотивом будет германская нация, которая является естественным объединителем Европы.
В этом нет ничего плохого, такова данность. В конце концов, существовала же восемь столетий Священная римская империя германской нации, объединявшая большую часть Западной Европы под властью одного императора. В конце концов, это дело самих европейцев — как они там договорятся между собой и с немцами о форме единого государства или же союза отдельных стран.
И, в принципе, нынешний ЕС мог бы и выйти на эту траекторию — если бы не два но.
Во-первых, если Британия действительно выйдет из ЕС, шансов выжить у него почти не останется. Не потому, что так опасна потеря острова, а потому, что англосаксы начнут вместе «валить» Европейский союз.
Президенту Трампу и его изоляционистам не нужна сильная и единая Европа, а англосаксонским элитам в целом не нужна самостоятельная Европа, являющаяся историческим противником «держав моря».
Для того, чтобы уцелеть, Европейскому союзу нужно стать самостоятельным — а с выращенными в атлантической пробирке элитами это очень большая проблема. Конечно, остается шанс, что в европейских национальных элитах найдутся силы, которые смогут взять на себя ответственность за самостоятельную политику как своих государств, так и «единой Европы» в целом.
Тогда проект евроинтеграции мог бы сохраниться — пускай и в сильно измененном, откорректированном виде: уже в виде союза мощных национальных государств, того самого европейского ядра из Германии, Франции, Италии… Теоретически это возможно, если в этом году мы увидим начало процесса обновления европейского политического класса.
Ну и, естественно, чтобы сохраниться, Европейскому союзу нужно будет уменьшиться. И однозначно отказаться от претензий на постсоветское пространство — потому что для укрепления ему нужно будет иметь хорошие отношения с Россией.
Войны на два фронта, с США и Россией, ЕС точно не выдержит.
На континенте есть место для двух союзов — Европейского и Евразийского — только в том случае, если они смогут четко провести границу между собой. И соблюдать ее — потому что всякая попытка передвижения границ цивилизаций в восточную сторону в последние пару веков заканчивалась для «объединенной Европы» очень плачевно.
Петр Акопов
