— Я наблюдал за этим реалити-шоу сидя дома. У меня было все хорошо. Я не сторонник массовых протестов, но тут я радовался за народ: вот, наконец-то у людей прорвало, сколько ж можно терпеть весь этот беспредел?! Думал так, пока не стали кричать «москаляку на гиляку» и не вывели националистов.
— Был какой-то резкий переход между евромайданом и нацистским майданом?
— Этот переход произошел буквально за сутки, когда завезли майданные сотни. Место украинского народа, обычных простых людей вдруг заняли бандеровцы, и началось совсем другое действо. В Уголовном Кодексе четко прописано, что если государство может применять насилие, то граждане не имеют права применять силу в отношении органов власти. Как только граждане попрали закон — начался переходный момент. А западные «партнеры» говорили: это хорошо, так и должно быть.
— Но вот странное дело. Олигарх Коломойский, человек еврейского происхождения, поддержал нацистский майдан, сформировав свой батальон. Почему-то его туда унесло, а вас — в другую сторону…
— У меня нет сомнений в том, что фашизм — это фашизм, и с ним не нужно договариваться. Если человек готов сжечь живьем себе подобных, то его вряд ли можно переубедить. Фашиста не перевоспитаешь, его можно только уничтожить. У Коломойского все очень просто: у него в голове только деньги. Его цель — выгода. А выгода — это захват власти. Он стал дружить со всеми, кто против действующей власти, и думал в мутной воде себе чего-нибудь отхватить. Но не получилось. Бюджет Украины не бесконечный, а конкурентов много.
— Эмоциональным переломом для вас стали события в Одессе?
— Нет, категоричным эмоциональным переломом были события в Запорожье, когда случилось противостояние, и Коломойский привез 20 автобусов майданных сотников, чтобы устроить побоище. Да, наши правоохранительные органы сработали на славу, надо отдать имдолжное, они нас спасли, не дали устроить беспредел. Ведь в принципе, одесское побоище должно было произойти в Запорожье. Надо было видеть абсолютно безумную толпу этих разъяренных людей…
— Откуда их привезли?
— Их привезли из Днепропетровска, но это были не днепропетровцы. Был такой период, когда по городам ездили «поезда дружбы» — специальные мобильные отряды. Их бросали на подавление.
— Очень важно записывать все тогдашние впечатления, наблюдения и мысли, чтобы это осталось для истории.
— Мои личные воспоминания должны идти в комплексе с изучением подлинных документов из архивов СБУ. Уже сейчас я что-то систематизирую, и постепенно получаю ответы на какие-то вопросы. Выстраивается картина. Моё видение ситуации в 2014-м сильно отличается от сегодняшнего восприятия.
— Наступают новые времена. Сейчас видно, что минский процесс завершается. Мы оказались снова в ситуации нарастающего конфликта. И ситуация эта, мягко говоря, нам не очень выгодна. Но если вспомнить события Минска-1, действительно ли была возможность взять Мариуполь и создать ту самую Новороссию, о которой так много говорили?
— Не садись играть в карты с шулерами — мудрая мысль, правда? Запад элементарно развел Януковича. Это был классический вариант европейского геомошенничества. В чем была их гарантия? -гарантий-то не было!..
По состоянию на сентябрь 2014 года украинской армии как таковой уже не существовало, это была разрозненная, некоординируемая, деморализованная толпа. После Иловайского котла они бегали на линии разграничения, и мы в тылу их отлавливали. Мариуполь был пустой, потому что прошла информация, что будет наступление на город. По данным моей разведки из города убежали все, туда можно было спокойно зайти и закрепиться.
— Олланд и Меркель боялись, что у вас появится стратегический выход к морю.
— Они понимали одно — еще месяц такого продвижения, и его уже не остановить, потому что будет наступление, равное скорости движения танка.
— Если бы действительно было бы так, как вы говорите, ополчение дошло бы до Киева.
— Не только. Дошли бы до западной границы. В ополчении была масса людей отовсюду. И из Подкарпатской Руси были, и из Ивано-Франковска… Каждый хотел освободить свою родину.
— Но тогда по просьбе так называемого «законного правительства» в страну вошли бы войска НАТО, и что было бы дальше, не совсем понятно.
— Войска НАТО — это страшилка, которая численно и списочно очень серьезна, а на самом деле это просто сборная солянка каких-то подразделений. Например, войска США — это машина. А европейские войска — это ряд батальонов, которыми командуют какие-то гомосексуалисты.
— Под НАТО понимают, прежде всего, технику (авиацию, ракеты), которой владеет США.
— А кто из солдат НАТО хочет воевать? Они хорошо могут делать зачистку, например, в Ираке, когда всё и всех уже разбомбили, стерли с лица земли. Но когда идет позиционная война, окопная, я не припомню такого международного конфликта, где они себя показали рьяными вояками.
— Ну, спецназ, наверное, есть и у них.
— В сентябре 2014 года, когда у нас началось формирование серьезного ополчения, когда малые отряды начали объединяться в большие соединения и подразделения, натовский спецназ бы ничего не смог сделать. Все люди живые, все одинаково погибают. Уверен, когда Европа вкладывала деньги в майдан, она совершенно не хотела, чтобы этот майдан откатился назад, и все вернулось на исходные позиции. Поэтому они в обмен на остановку наступления ополчения пообещали снятие санкций.
— Скорее всего, они пообещали Путину заморозку конфликта. А сейчас, по всем признакам, этот конфликт собираются разморозить. И Украина, как это ни странно, на самом деле не хочет воевать, а западные товарищи толкают Украину на прямое военное столкновение с Россией посредством удара по Донбассу.
— Назовем вещи своими именами: мы никогда с Западом не будем друзьями. Они хотели воевать с Россией не войсками НАТО, не своими налогоплательщиками, не детьми этих налогоплательщиков, которые их, грубо говоря, вынесут на вилах из Елисейского дворца, а руками чокнутых националистов. И когда они увидели, что ополчение вот-вот снесет украинскую армию, прибежали в Москву и начали всячески пытаться торговаться какими-то преференциями, обещаниями…
— Но это тайная история. Явная политическая история в том, что в Раде принимается закон о реинтеграции Донбасса, он не упоминает минских соглашений и предусматривает силовое решение вопроса. Сейчас недалеко от Донецка находится группировка украинской армии. Как будут развиваться события, если будет принято решение начать реинтегрировать Донбасс силовым способом?
— Я считаю, что вся грязная работа будет делаться руками ВСУ и карательных нацбатальонов. После зачистки придут миротворцы, и попытаются закрепиться.
— Что сейчас происходит?
— Порядка 70–80 тысяч человек стоят на линии соприкосновения. Идет мобилизация. Натовские советники выводят людей в тренировочные лагеря, где активно тренируют их. Украинская армия выгодно отличается от той армии, что была в 2014 году. Они уже воюют не первый год. Их боеспособность в разы стала выше.
— Они, прежде всего, пойдут перекрывать границу?
— Скорее всего, всё начнётся ударом с Мариуполя вдоль границы и рассекающим ударом в районе Зайцево, почти по административной границе ДНР и ЛНР, в сторону российской границы. На сам Донецк, на Макеевку не будет явного наступления, никому море крови не нужно, да и со стратегической точки зрения большие города нет смысла брать. Их проще взять в окружение, перерезать снабжение и потом договариваться.
— Раньше украинцы все время попадали в котлы. Сейчас другая ситуация?
95% добровольцев уехали и поедут ли опять — очень большой вопрос. Люди ехали бороться с фашизмом, а в итоге, что они получили? Как те, кто подписывал «Минск», могут объяснить семьям погибших добровольцев из России, — за что они там воевали?!
— Насколько украинская армия способна и будет применять авиацию?
— Я думаю, если будет принято решение о силовой реинтеграции, то единственный шанс у украинской армии — всеми возможными средствами поражения идти в бой. Тем более, что бывшие страны Варшавского договора Украине хорошо помогли. Всё, что нужно, есть.
— Попытка вторжения, захвата территории республик вызовет со стороны России противодействие, а именно — ввод туда российских войск и прямое столкновение российской армии с украинской армией?
— Насчет ввода войск я не знаю, это был бы очень резкий маневр для России.
— Конечно, надо понимать всю трагичность этой ситуации, потому что та украинская армия и офицеры, которые сознательно делают свой выбор, это те же русские…
— Это моя боль, честно говоря. К сожалению, противник на 99% состоит из малолеток, подростков, которые не знают истории. Это дети 80-90-х годов рождения. А офицеры нашего возраста — это только идейные, которые по какой-то причине готовы воевать.
По сути, все пленные офицеры говорили одно: «У меня приказ. Я принимал присягу Украины»… Как офицера я его понимаю, но есть понятие невыполнения преступного приказа… Их не переделаешь, их не жалко. А вот эти малолетки — биомасса, используемая в меркантильных целях. Их жалко очень.