«Либерализм находится в отступлении. Демократия ощущает последствия растущего популизма. Партии политических крайностей завоевали позиции в Европе. Голосование в Соединённом Королевстве в пользу выхода из ЕС свидетельствует о потере влияния элиты. Даже США испытывают беспрецедентные нападки со стороны своего собственного президента на средства массовой информации, суды и правоохранительные органы страны. Авторитарные системы, в том числе Китай, Россия и Турция, стали ещё более мощными. Такие страны, как Венгрия и Польша не заинтересованы в судьбе своих молодых демократий. Мы видим появление региональных порядков… Попытки установить глобальные рамки провалились», – пишет Ричард Хаас. Он и ранее делал алармистские заявления, но на этот раз между строк одного из ведущих интеллектуалов-глобалистов читается удручённость.

Главу американского Совета по международным отношениям повергает в уныние то, что Вашингтон в одностороннем порядке меняет правила игры, нисколько не интересуясь мнением своих союзников, партнёров и клиентов. «Решение Америки отказаться от роли, которую она играла более семи десятилетий, стало поворотным моментом. Либеральный мировой порядок не может выжить сам по себе, когда не хватает ни интереса, ни средств для его поддержания. Результатом станет мир менее свободный, менее процветающий и менее безопасный как для американцев, так и для других».

В таком взгляде на мир Ричард Хаас не одинок. Его коллега из CFR Стюарт Патрик согласен с утверждением, что США сами хоронят международный либеральный порядок и делают это вместе с Китаем. Если ранее в США надеялись, что процессы глобализации постепенно трансформируют Китай, то трансформация произошла совсем не так, как ожидали в Америке. Китай претерпел модернизацию без вестернизации, и теперь он расширяет своё влияние в Евразии. Для США эти процессы болезненны.

«Долгосрочная цель Китая состоит в том, чтобы демонтировать систему альянсов США в Азии, заменив её более мягким (с точки зрения Пекина) региональным порядком безопасности… Инициатива Китая «Один пояс – один путь» является неотъемлемой частью этих усилий… Ещё более агрессивно Китай продвигает возмутительные юридические требования почти по всему Южно-Китайскому морю, где он продолжает свою деятельность по созданию островов, а также участвует в провокационных действиях против Японии в Восточно-Китайском море», – пишет Стюарт Патрик. Он называет Соединенные Штаты «изнурённым титаном, больше не желающим нести бремя глобального лидерства», результатом чего является «обтрёпанный либеральный международный порядок без чемпиона, желающего инвестировать в саму систему».

Вину за такое состояние дел в мире и Ричард Хаас, и Стюарт Патрик возлагают на Дональда Трампа, но здесь надо смотреть глубже.

Норвежский государственный деятель с опытом работы в международных организациях Стейн Рингер в книге «Народ дьяволов. Демократические лидеры и проблема повиновения» отмечал, что «сегодня исключительность американской демократии определяется системой, которая дисфункциональна во всём, что необходимо для обеспечения общественного соглашения и лояльности... Оргия бесконтрольности привела к тому, что капитализм погрузился в кризис. Деньги вмешиваются в политику и подрывают основы самой демократии... Американская политика больше не зависит от власти среднего избирателя, если она вообще от него когда-либо зависела… Американские политики сознают, что увязли в трясине морального разложения, но ничего не могут сделать».

Трамп – отражение дисфункциональности американской системы. Это американский Горбачёв, затеявший перестройку в неподходящее время. Он пытается паллиативными средствами поддержать национальное тело, но болезнь настолько серьёзна, что без радикальных мер не обойтись.

Ситуация распространяется и на Европу. Стейн Рингер продолжает: «Транснациональные финансовые организации монополизировали политическую повестку отдельных стран в отсутствие какой-либо глобальной политической силы, способной их контролировать. Европейский союз, этот крупнейший эксперимент по построению надгосударственного демократического объединения, терпит крах...»

Характерно, что в незападных системах, использовавших рецепты либерализма, например в Латинской Америке или в Юго-Восточной Азии, столь панических настроений нет. Вероятно, причина в коренном различии цивилизаций. Французский философ Люсьен Гольдман рассуждал об этом ещё в своей работе 1955 года «Сокровенный Бог»: в западной культуре, писал он, «ни в пространстве, ни в общности индивид не находит никакой нормы, никакого направления, которые могли бы стать руководящими для его действий». А поскольку либерализм по своей природе продолжает механистически «освобождать» индивида от всех и всяческих ограничений (сословных, религиозных, семейных и т. п.), кризис Запада на этом пути неизбежен. Мощный подъём популистских движений, протекционизма, консерватизма – всего лишь естественный инстинкт самосохранения народов. Потрясения, переживаемые Западом, имманентны западному проекту. И идеологическую пустоту, которую испытывает Запад, неизбежно будут заполнять другие общественно-политические проекты.

Вероятность того, что упадок либерального миропорядка знаменует конец глобалистского миража, действительно высока.

Очарование Мундиаля состоит в другом: в высочайшем спортивном напряжении, в культурно-этническом замесе (с эйфорией «Игр без границ»), в том, что «обычное время» приостанавливается, словно продлеваются каникулы и приближается лето в ходе глобального неурочного Карнавала. В случае 21-го Чемпионата мира все это дополняется еще и новизной окружающей среды. В самом деле, Россия — это не просто страна, это своего рода отдельно стоящий континент (мы бы назвали ее «шестым континентом», если бы так уже не назывался «Пластиковый остров» в Тихом океане): это неземная поверхность, чудом сформировавшаяся на Земле, настолько протяженная, что в начале прошлого века многие сомневались в падении Тунгусского метеорита в Сибири, подкрепляя тем самым легенду о приземлении НЛО. И эта протяженность в пространстве (с небольшим количеством фиксированных границ) парадоксальным образом всегда ее изолировала, вынуждая ее к непрерывному расширению путем аннексии территорий (100 тысяч квадратных километров в среднем в год, начиная с 1552 по 1917). Так, один интеллектуал девятнадцатого века подводил такие грубые итоги: «Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас бы и не заметили». В остальном, «вторым ликом» этой изоляции становится непроницаемость: сопротивление вторжениям (от короля Швеции Карла XII до Наполеона и Гитлера) всегда играло свою роль в сдерживании установления единственной державы на европейской территории.

Второй парадокс — это самобытность этой земли, состоящая из разных климатов, пространств, культур (что нашло красноречивое выражение в 11 городах, принимающих Чемпионат мира). Не являясь ни Европой, ни Азией, Россия, называемая с помощью неологизма «евразийская держава», — как отмечал маркиз де Кюстин, один из первых исследовавших ее путешественников — это «чудовищная смесь византийской мелочности с татарской свирепостью», «гибрид, привносящий жизненную силу степи» в сердце самой Европы.

От Петра I (который привел Россию принудительными этапами от Средневековья к современности) до Владимира Путина (которому пришлось управлять шоковым переходом от реального социализма к дикому капитализму и к формированию мафий) российский гибрид сохранял неизменную способность отстранения: совершенно как путешественники от восемнадцатого-девятнадцатого веков, сегодняшние гости России — журналисты, политики, коммерсанты или просто туристы — поражаются ее «почти сюрреалистическим крайностям». Спотыкаясь, продолжается изоляция (вот «Большая восьмерка» превратилась в «семерку», посткрымские и постукраинские санкции — попытки обсудить заново только сейчас). Сохраняется — неизменно сквозь века — невозможность перехода к демократическим формам правления, связанная, как отмечала еще Екатерина Великая, с этой патологической протяженностью в пространства, с этими пейзажами планеты, находящейся за пределами солнечной системы.

Как же футбол попал на этот «отдельный континент», как он здесь развивался? Если не считать имперских времен (омраченных результатом 0:16 в матче Россия-Германия), общая картина вырисовывается в послереволюционный период, особенно, при сталинизме. Как и в других режимах, футбол быстро становится инструментом легитимизации идеологии (в данном случае — пролетарской, антибуржуазной риторики) через концепцию «гигиены и здоровья», «активных» спортсменов, которых можно увидеть на картинах художников-графиков Самохвалова и Дейнеки, однако пролетарская риторика и классовые противоречия будут тут же проступать, но не столь очевидно, в технике «сфумато».

Показателен пример московской команды «Спартак», каждый элемент которой воплощает пролетарскую основу: название (отсылающее к Спартаку, фракийцу, возглавившему восстание рабов); район Москвы (Пресня, красный рабочий квартал города); шефство (профсоюз рабочих, в рамках идеи постепенного введения разных команд в государственное ведомство). И, на самом деле, при этом наборе характеристик «Спартак» противостоит другому футбольному клубу города, «Динамо», элитной команды «аппарата власти» (в частности, полиции и спецслужб). Дело в том, что основатели «Спартака» — легендарные братья Старостины, особенно, Николай, футболист и «бог из машины» всего движения — это обеспеченные буржуа, сыновья служащего «Имперского общества охоты», получившие довольно хорошее образование. Подлинное, изначальное противостояние, следовательно, является философско-тактическим: команда «Динамо» (вспоминает Поль Диши (Paul Dietschy) в своей «Истории футбола») играет в правильный, рациональный футбол, основанный на беге, уходе от опеки, длинных пасах, в то время как Спартак, больше полагающийся на технику и индивидуальные качества, более креативен и «романтичен» (пусть даже направлен в русло профессионализма, диктуемого Старостиными, и в тактический авангард с привнесением английских тактических построений).

Однако притча о братьях Старостиных еще более символична, когда речь идет о взаимоотношениях футбола с коммунистическим режимом. Находясь в течение длительного времени под защитой некоторых сотрудников НКВД (Народного комиссариата внутренних дел, контрольно-репрессивного органа), с приходом грузина Берии, которого Сталин с гордостью называл «нашим Гиммлером», они попадают в немилость. Поначалу Берия пытается сломить «Спартак», заставив его переиграть полуфинал Кубка СССР, который «его» команда «Динамо Тбилиси» со счетом 0:1 проиграла москвичам (но требование о переигровке появляется уже после того, как «Спартак» выиграл в финале со счетом 3:1 у ленинградского «Сталинца»). А поскольку «Спартак» вновь одерживает победу (в напряженнейшем матче, завершившемся со счетом 3:2), уровень «коррективных» действий смещается: после самых разных обвинений (от общих «антисоветских заявлений» до личной заинтересованности в купле-продаже игроков) Старостины оказываются арестованы, заключены на два года в подвалы Лубянки и отправлены в ссылку, хотя при этом они будут в привилегированном положении, их назначат руководить командой «Динамо Ухта» (они получат разрешение спать в раздевалках стадиона), а в 1954 году окажутся «помилованы» Хрущевым. В своей автобиографии, опубликованной в 1989 году, Николай Старостин вспомнит, говоря с интонацией классика, что при сталинизме футбол был для большинства людей «единственной, последней надеждой сохранить искру человеческих чувств».

  Лучший советский футбол мы увидим, однако, после войны, когда социалистический «коллективизм» проявит себя в своем лучшем ключе. И все благодаря трем главным тренерам. Первый — это Гавриил Качалин, футболист, ставший потом великим тренером, автор, помимо прочего, аналитического и авангардного учебника (он переведен и на итальянский язык — «Тактика футбола»). Прибегнув к схеме 4-2-4, разработанной венграми и освоенной бразильцами, Качалин выигрывает олимпийское золото (1956 год) и Чемпионат Европы 1960 года, доведя советский футбол в состав мировой элиты. Второй — это Виктор Маслов, автор инновационного прорыва, причем почти все нововведения были удивительно прогрессивны (и это было до эпохи Сакки): переход от схемы 4-2-4 к 4-4-2 (где крайние высокие нападающие попадают в центр поля); применение зонной защиты (как продемонстрировала Бразилия Зезе Морейры (Zezé Moreira) в 1954 году); применение «давления» на мяч, осуществляемого при концентрации линий и увеличении количества игроков против противника с мячом; а также тренировки, подходящие для столь динамичного футбола с четко разработанным режимом и проработкой целей. Один образ вбирает в себя все: это фотография в одной московской газете, где четыре футболиста команды «Динамо Москва» (одной из команд Маслова) «окружают» противника, под фотографией — символичный комментарий: «Нам не нужен такой футбол».

«Такой футбол» почти в дарвиновском смысле будет доведен до следующей ступени развития третьим главным тренером, «полковником» (Красной армии) Валерием Лобановским, который начал свою футбольную карьеру (ирония судьбы) как виртуоз, не выносящий никаких схем, как раз под руководством Маслова. Во многом Лобановский является полной противоположностью «маэстро»: тот — темпераментный, открытый москвич, в отличие от своего «ученика» — авторитарного, соблюдающего иерархию украинца Киевской Руси. Лобановский привносит в футбол свое увлечение техническими науками (он был инженером-теплотехником, выросшим на легендах о спутнике и на началах кибернетики). Как раз при помощи протокибернетика Анатолия Зеленцова (внедрившего нейрокинетические тренировки для игроков и сложную индивидуальную и командную статистику) Полковник строит команды так, что они кажутся предметным применением принципов коллективизма, колхозов и функциональной советской архитектуры при спартанском аскетизме и футуристических порывах. Построенные на спортсменах самого широкого профиля и на железных динамиках, которыми те владеют или не владеют (любой игрок должен «знать, кому передать мяч еще до того, как сам его получит», а команда должна всегда знать, «как, где и когда переходить в наступление или приступать к защите»), его команды окажутся в центре многих памятных футбольных событий. Среди прочих, два матча 1986 года — финал Кубка Кубков, в котором победу со счетом 3:0 одержала команда «Динамо» Киев, игравшая против клуба «Атлетико Мадрид» Арагонеса (Aragonés); а также четвертьфинал Чемпионата мира, который сборная СССР проиграла сборной Бельгии под руководством Ги Тиса (Guy Thys) (3:4 в дополнительное время); все эти матчи демонстрируют невероятно быстрые передачи в автоматическом режиме — горизонтальные и диагональные — регбистского толка.

В постсоветской путинской России (смеси неоцаризма и номенклатуры, неслучайной для бывшего сотрудника КГБ, теперь переименованного в ФСБ), единственный сезон, который достоин упоминания — это 2007-2008 год, отмеченный участием двух голландских тренеров: Дика Адвоката (Dick Advocaat), благодаря которому санкт-петербургский «Зенит» выигрывает Кубок и Суперкубок УЕФА, и старого иллюзиониста Гуса Хиддинка (Guus Hiddink), зажигающего Чемпионат Европы-2008 лучшим футболом турнира (и опять-таки, происходит переход из клуба в сборную). В частности, Россия, которую Лука Вальдисерри (Luca Valdiserri) справедливо на месте окрестил прозвищем «механическая матрешка» (высокая оборона, сплоченность позиций, стремительная игра в схеме беспрерывных перестроений без мяча), казалось, соединила сегменты тотального голландского футбола с «геометрическим фантазмом» регбистских передач Лобановского; настолько, что мы смогли вновь увидеть в игре Жиркова, Зырянова, Анюкова, Аршавина игру широкого профиля Раца, Демьяненко, Яковенко и Блохина (исторических фамилий киевского «Динамо» и сборной СССР). Та Россия (и тот «Зенит») были — причем, скорее, благодаря игре, а не ее результату — как «Си-лучи», мерцавшие «во тьме близ врат Тангейзера», которые вспоминает репликант Рой (в исполнении Рутгера Хауэра/Rutger Hauer) в фильме «Бегущий по лезвию», а до этого и после — десятилетия непроницаемой тьмы или даже мутная серость, созвучная самой стране, которую описывали некоторые великие (и непризнанные) писатели, такие как Роман Сенчин, в чьих книгах отображается отсталая, жестокая, доведенная до отчаяния провинция.Эту серость и отчуждение не скроют никакие прикрасы СМИ, никакие националистические потуги. Несмотря на заявления после Чемпионата мира в Бразилии в 2014 году (меньше иностранцев, больше своих «питомников»), движение не набрало обороты; и это причина, по которой разные тренеры (пользующиеся престижем, как Капелло (Capello) или более списанные со счетов, как два последних россиянина — Леонид Слуцкий и Станислав Черчесов) рискуют потерпеть провал, еще не приступив к своим обязанностям. Пеп Гвардиола (Pep Guardiola) часто повторяет, говоря о системе игры «Барсы» (благодаря которой и Чемпионат Европы, и Чемпионат мира может выиграть именно Испания), что Круифф (Cruyff) «обновил [Сикстинскую] капеллу», предоставив наследникам обязанность и удовольствие «расширить» и/или «отреставрировать ее». И напротив, наследие великих советских мастеров (Качалина, Маслова, Лобановского) растерялось, обесценилось, как фрески в какой-нибудь православной церкви (возможно, одной из тех 400 златоглавых церквей древней Киевской Руси), которые были преданы забвению и покрылись пылью.

Однако, если получше присмотреться, то исключительно футбольная среда оказалась наименее проблемной для России-2018, следующей по путинскому пути. Если идти по пути аналитической реконструкции Марко Беллинаццо (Marco Bellinazzo) в книге «Настоящие хозяева футбола», изданной домом «Фельтринелли» (Feltrinelli), то президент-монарх пришел к началу Чемпионата мира-2018 с неприкрытыми фронтами. О внешней политике уже упоминалось: помимо аннексии Крыма (референдума, который не был признан Евросоюзом и многими странами ООН) и гражданской войны на Украине (и последовавших за ней санкций), (не говоря даже о Сирии) существует еще и напряжение в отношениях с Англией, связанное с двумя «отравлениями, организованными по заказу властей» на территории Великобритании в отношении двух предположительно российских шпионов (речь идет об отравлении Литвиненко — со смертельным исходом, и об отравлении Сергея Скрипаля и его дочери).

При этом слишком мало говорится о двух других делах: о допинге и о российских хулиганах. Как следует из двух частей доклада МакЛарена (канадского адвоката, занимающегося расследованием для ВАДА (Всемирного Антидопингового Агентства)), в российской допинговой программе, проводившейся при попустительстве властей, в период с 2011 по 2016 год (кульминацией стали Зимние Олимпийские игры в Сочи) участвовали около тысячи спортсменов (700 олимпийцев и ряд паралимпийцев), выступающих в 30 различных дисциплинах. Многие подробности этой истории граничат с гротеском, как, например, коктейль «Герцогиня» (в состав которого входили три растворимых обезболивающих, мужчины принимали его с виски, женщины — с вермутом), или нелепость компенсирующих «подмен», когда в женских образцах обнаруживалась мужская моча. Однако другие подробности вписываются в беспринципность путинской «реальной политики», характерной для старой холодной войны, как, например, «подозрительные смерти» двух чиновников российского антидопингового агентства «Русада» Вячеслава Синева и его преемника Никиты Камаева, которые умерли с разницей в две недели (50-летний Камаев умер от инфаркта, катаясь на лыжах). Быть может, это просто совпадение, но вскоре после этих двух смертей в США скрываются двое других «служащих» агентства «Русада» Григорий Родченков, руководитель московской лаборатории, на показаниях которого строится расследование МакЛарена, и бывшая бегунья на средние дистанции Юлия Степанова. В результате — другая реальная политика — требования о недопущении России к Олимпиаде в Рио в 2016 году и к Чемпионату мира по легкой атлетике в Лондоне в 2017 году были сняты или смягчены (при условии ограничения делегаций). Аналогичным образом сошли на нет разговоры о бойкотировании Чемпионата мира по футболу в России в 2018 году (в стиле Олимпиады 1980 года в Москве после ее вторжения в Афганистан). Несмотря на то, что Англия продолжала настаивать до последнего: еще до того момента когда министр иностранных дел Борис Джонсон (Boris Johnson) провел свою решительную аналогию (сравнив путинскую пропаганду накануне Чемпионата мира-2018 с Гитлером и берлинской Олимпиадой 1936 года), заместитель министра спорта Дэмиена Коллинза (Damian Collins) выразил большую настороженность относительно того, что Россия будет выполнять требования, гарантирующие должный антидопинговый контроль на Чемпионате мира по футболу.

Англия, впрочем, является также одной из стран, наиболее пострадавших от российских футбольных фанатов: достаточно вспомнить, главным образом, страшные «три минуты» ровно два года назад в Марселе (в районе старого порта) накануне матча Англия-Россия в рамках Чемпионата Европы 2016 года, когда русские атаковали «гребаных англичан» (в результате чего десятки человек были ранены, из них трое получили серьезные травмы). Используемые как идеологический клей в противоположном советским временам направлении (то есть в националистически-популистском ключе), подобные объединения фактически становятся самым настоящим ополчением: они выглядят, как неонацисты (носят черные футболки, бросают «римский салют»), проходят специальные тренировки («Околофутбол», смесь боевых искусств, классического и тайского бокса), вплоть до того, что их вербуют для участия в различных событиях, например, они были в числе пророссийских бойцов на украинском Донбассе.

Вероятно, что в приукрашенных событиях Чемпионата мира будет сделана попытка держать эти группировки под контролем (разве что использовать их в крайнем случае для «предупреждения»), но, безусловно, даже Путин — по крайней мере, публично — решил высказаться против радикального предложения своего друга Игоря Лебедева, бывшего заместителя председателя Госдумы, дать фанатам разных стран «выпустить пар», устраивая на специально для этого отведенных аренах соревнования мужчин по «рукопашному бою».

Несмотря на эти неприкрытые фронты (и рухнувшие цены на нефть, главный источник доходов страны, чей ВВП более, чем на четверть, строится на энергетическом экспорте), Путин смог инвестировать в Чемпионат мира огромные суммы (почти 11 миллиардов долларов), главным образом, благодаря помощи своих «друзей»-олигархов. И неважно, что по сравнению с изначальным планом от чего-то пришлось отказаться (например, от телебашни в Самаре), в процессе подготовки пришлось столкнуться с некоторыми неприятными «побочными эффектами», как, когда выяснилось, что в строительстве нового стадиона в Санкт-Петербурге участвовали 110 северокорейских рабочих, которых похитили и использовали как рабов.

Таков контекст начинающегося в четверг, 14 июня, Чемпионата мира. И здесь в глаза немедленно бросается (очередной парадокс) два любопытных отсутствия: Италии и Голландии. Парадоксально, разумеется, это в футбольном ключе, учитывая, что в эти десятилетия многие тренеры из этих двух стран работали в матушке-России, как на уровне национальной сборной (Хиддинк, Адвокат и Капелло), так и на уровне клубов (Адвокат, Спаллетти (Spalletti) и Манчини (Mancini) в «Зените», Каррера (Carrera) в «Спартаке»). Однако главным образом это поражает в историко-культурном ключе, учитывая, что при основании Санкт-Петербурга (и современной России) Петр I лично отправляется прочесывать голландские порты, бывшие ключевым образцом в кораблестроительном инженерном искусстве, а потом доверяет градостроительный план и строительство зданий преимущественно архитекторам-итальянцам (Кваренги, Росси, Растрелли).

Остальное, более или менее, предмет для дискуссий, о чем мы в последнее время много читали: последний шанс игроков-монстров миллениума, Месси (Messi) и Криштиану Роналду (Cristiano Ronaldo); тревога о возможном отыгрыше Бразилии после унизительного Чемпионата мира на родине (и здесь будет играть роль — большую, чем цифры Неймара — тактика и психология тренера Тите (Tite)); более полные команды (Франция) и команды с лучшим соотношением техники и организации (Германия и Испания, пусть ей и угрожает неудача Лопетеги-Реала); прогнозируемые неожиданности (Бельгия гениального тренера Роберто Мартинеса (Roberto Martinez), Колумбия Пекермана (Pekerman)) и менее прогнозируемые (Хорватия, Дания, сборные стран Африки); постоянные неизвестные (Англия) и команды, пользующиеся большой популярностью у СМИ (главным образом, это Исландия). Чемпионат мира по футболу, похожий на всемирный карнавал вне сезона, может начинаться. В том числе и потому, что главный специалист по карнавальной культуре, русский ученый Михаил Бахтин, видел в нем «временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов»; нечто среднее, таким образом, между социалистической утопией и заклинаниями антиутопий, которыми история, начиная именно с России, нас щедро одарила. Это может продлиться всего лишь месяц: но это «временное освобождение», от которого многие россияне — и многие из нас — как представляется, не могут и не хотят отказываться.