Если же рассматривать конкретный статус Крыма, как российской территории, то, во-первых, до тех пор, пока Россия способна обеспечить силовое прикрытие своих притязаний, весь мир, что бы он ни думал, будет мириться с фактическим состоянием дел. Приезжая в Крым иностранные граждане будут проходить российский паспортный контроль и российскую таможню и никто не будет возмущаться и требовать предоставить им украинских стражей границы. Даже сотни тысяч граждан Украины спокойно ежегодно ездят в российский Крым, принадлежность которого России не признаёт ни Киев, ни большая часть мирового сообщества.

Аргентина не признаёт принадлежность Фолклендских (Мальвинских) островов Великобритании, Япония не признаёт российский суверенитет над Южной Курильской грядой, КНР не признаёт Китайскую республику на Тайване. Всё это тянется десятилетиями и не особенно волнует кого-то, кроме узких специалистов. Тем не менее, рано или поздно проблемы оспариваемых территорий взрываются конфликтами, причём руки на этих конфликтах греют третьи страны.

Сегодня, с точки зрения международного права, Крым имеет статус оспариваемой территории. Он одновременно внесён в качестве региона в конституции двух государств и оба они (Россия и Украина) заявляют о законности своих прав на полуостров. В интересах России этот вопрос окончательно закрыть (причём чем раньше, тем лучше).

В рамках действующей международной законности такой конфликт не может быть урегулирован обычным признанием нового статуса территории большинством или даже всеми странами мирового сообщества. Это только создаёт хорошие предпосылки для его решения, но не даёт само решение. Весь мир согласен с тем, что Курилы российские. Это не мешает Японии требовать острова, а США играть на этих российско-японских противоречиях, добиваясь своего военно-политического доминирования на Дальнем Востоке.

Точно так же, подавляющее большинство стран мира согласно с выдвинутой Пекином концепцией «одного Китая» и давно разорвали с Тайванем дипломатические отношения (сохранив экономические связи, поскольку против экономического сотрудничества Пекин не выступает). Это не помогло Китаю восстановить свой суверенитет над Тайванем. Единственный шанс, который у Китая был (и остаётся) принятие самим Тайбэем, на основе внутренних процедур, решения об объединении.

Этот вариант применим и к Крыму. Если одна из сторон откажется от своих претензий и Киев с Москвой подпишут новый договор, закрепляющий новый статус Крыма, то признание всех остальных будет получено автоматически, поскольку останется всего лишь одно государство-претендент на эту территорию.

Мы понимаем, что сегодня такой вариант нереалистичен. Россия не только владеет Крымом фактически, но и опирается на поддержку абсолютного большинства населения Крыма. Она не имеет намерения уступать Украине контроль над полуостровом. Но и Украина, давно Крым утратившая и не имеющая шансов вернуть его мирным путём, не планирует отказываться от своих теоретических прав. Так когда-то в Западной Европе, после провала крестовых походов и уничтожения крестоносных государств веками существовали династии титулярных королей Иерусалимских и даже императоров Латинской империи. Ну а если ни одна из сторон не собирается уступать, то не только договор невозможен, даже переговоры не могут начаться.

Есть вариант легализации через международный суд. Но для этого надо, чтобы оба государства, оспаривающие территорию, согласились передать вопрос своих суверенных прав на рассмотрение такого суда. В нашем случае это также невозможно. Помимо того, что в последние годы решения разного рода международных судов (в том числе и по территориальным вопросам) стали жёстко политически мотивированы (что уже не способствует доверию к механизму подобного рода), Россия в принципе не может себе позволить создать прецедент передачи решения судьбы своей территориальной целостности некоему внешнему арбитру. Такие вопросы Москва принципиально решает только путём двусторонних переговоров, поскольку любой посредник будет отыгрывать ещё и свой собственный интерес.

Ещё один возможный вариант — решение Совета Безопасности ООН. Но в Совбезе по этому вопросу невозможно достигнуть единогласия. На любое возможное решение кто-нибудь наложит вето. При этом аргументы сторон замыкаются в круг наподобие вопроса о первичности курицы или яйца и позволяют аргументировать нормами международного права любую позицию — хоть российскую, хоть украинскую, в зависимости от того, кого конкретное государство — член Совбеза решит поддержать в этом споре.

Покажем это на примере. Украина утверждает, что референдум о переходе Крыма в состав России не может быть признан законным по двум причинам:

1. С точки зрения украинской Конституции, референдум о территориальных изменениях может объявлять только Верховная Рада и участие в нём должно принимать всё население государства.

2. С точки зрения международного права, Украина потеряла контроль над полуостровом, перешедшим в руки российских войск ещё до объявления референдума.

Оба утверждения соответствуют действительности, а жалкие попытки завсегдатаев ток-шоу заявить, что «российские войска находились на полуострове согласно договору», не выдерживают никакой критики. Даже, если не учитывать давно публично признанный президентом России факт дополнительной переброски на полуостров сил специальных операций, ни в каком договоре естественно не было записано право расквартированных на полуострове российских войск, действовать за пределами мест базирования, тем более осуществлять блокаду украинских гарнизонов.

Но всё это не значит, что позиция России слабее. Москва также опирается на абсолютно соответствующие действительности и всем известные факты. Позиция России заключается в том, что:

1. В Киеве произошёл государственный переворот, а значит легитимная власть исчезла. Президент бежал под угрозой убийства, правительство частично бежало, частично оказалось не в состоянии исполнять свои обязанности, парламент принимал решения под дулами автоматов. В первые дни и часы эйфории от удавшегося переворота, путчисты сами всего этого не скрывали, а потом было поздно. То есть конституционной, законной, международно-признанной власти на Украине в момент крымских событий не было.

2. Международно признанные выборы, формально восстановившие на Украине деятельность конституционных структур, произошли только в конце мая. Законность этих выборов, проводившихся путчистами в интересах путчистов можно было бы оспаривать, хотя бы потому, что к участию в них не были допущены многие украинские партии, но украинские политические силы не подавали жалобы на законность выборов в международные структуры, а без этого внешняя сила не может по своему произволу признавать их незаконными. Впрочем, для нас во всей этой эпопее с выборами имеет значение только то, что к тому моменту, как Украина формально восстановила действие своей Конституции Крым уже давно был российским.

Таким образом, бьётся аргумент, опирающийся на несоответствие процесса выхода Крыма украинской конституционной процедуре. В момент, когда переход Крыма в состав России осуществлялся украинская Конституция не действовала, а конституционные органы власти в стране отсутствовали.

3. Более того, в принципе у Москвы есть и ещё один аргумент, пока не используемый, но который можно положить на стол в любое время. Свой переворот на Украине назвали революцией и действительно, старая система власти была практически полностью разрушена, во многом до сих пор не восстановлена. Действительно, Россия признала законность выборов Порошенко и последующих досрочных перевыборов парламента. Но, ведь революция уничтожает одно государство и создаёт другое, между которыми наблюдается (не всегда, но по большей части) территориальная и этническая преемственность, но отсутствует юридическая преемственность.

То есть, Украина Януковича, с Крымом и Украина Порошенко, без Крыма — два разных государства, территории которых в основном совпадают, но это не значит, что должны совпадать полностью. Тем более, что и юридическая правопреемственность у них разная. Украина Януковича считала себя правопреемницей УССР, а Украина Порошенко выводит свои корни из УНР Петлюры и коллаборантов из ОУН/УПА. Ни те, ни другие никогда Крымом не владели.

Как видим, ссылки на нарушение украинской Конституции бьются. Более того, правопреемственность Украины Порошенко от Украины Януковича вызывает большие сомнения. Однако у нас есть международно-правовой аргумент, заключающийся в присутствии на полуострове, осуществлявших над ним контроль российских войск в момент проведения референдума.

Теоретически это могло бы позволить оспаривать его решение, поскольку одна из заинтересованных сторон осуществляла вооружённый контроль над оспариваемой территорией. Но, как мы уже установили, в этот момент на Украине не действовала Конституция и были уничтожены законные органы власти. Крымчане, опасающиеся буйства захвативших власть бандитов, обратились к России за помощью. Спасти их иначе, чем обеспечив надёжную вооружённую охрану, не представлялось возможным. Последующие действия киевских властей серьёзно подкрепили эту позицию. Потому, что если нападение на автобусы с крымским антимайданом под Корсунем ещё можно считать «досадной случайностью» и «революционным эксцессом», то война в Донбассе была начата по решению официального Киева, равно как официальный Киев организовал и одобрил бойню в Одессе 2 мая 2014 года. Оба решения принимались ещё до условной легитимации украинской власти в ходе досрочных президентских выборов. Оба решения принимались «спикеро-президентом» Турчиновым, сама двуединая должность которого подчёркивала неконституционность киевской власти. В конечном итоге, эти два решения подтвердили справедливость опасений крымчан и правильность действий России.

Как видим, каждая из сторон в своей позиции опирается на собственное прочтение международного права и по-своему расставляет приоритеты.

Это характерно не только для данного случая, но для всех спорных вопросов в мировой истории. В последнее время, как мы помним, США пытались трактовать взаимоотношение положений о праве наций на самоопределение и государств на защиту своей территориальной целостности, как им было выгодно. Поэтому их позиции по Косово и Боснии, Абхазии и Южной Осетии, Крыму и Приднестровью, Донбассу и Карабаху не отличались последовательностью. Каждый случай США стремились трактовать, как «уникальный», не имеющий аналогов и не создающий прецедентов.

В этом отношении Россия ничуть не отклонилась от международной практики (а международное право прецедентно) последних десятилетий. У Москвы свой взгляд на данный случай, как уникальный, и она этот взгляд защищает, поскольку, исходя из заявленной ещё во время боснийского кризиса позиции тех же США, имеет не только право, но и обязанность (как доминирующая в регионе держава и постоянный член Совбеза ООН) использовать любые средства для предотвращения гуманитарной катастрофы, которую провоцирует неадекватная политика властей соседней страны (тем более, если эти власти незаконны). Крыму гуманитарная катастрофа реально угрожала. Это видно по Донбассу.

Напомню, что когда-то (в период между 1836 и 1848 годами) США были так озабочены защитой права техасцев, провозгласивших независимость от Мексики, на самоопределение, что даже аннексировали Техас (не заморачиваясь какими-то там референдумами), а затем развязали против Мексики войну и захватили ещё треть своей современной территории. И до сих пор никто не ожидает, что Вашингтон вернёт Мексике Северную Калифорнию или признает независимость Техаса.

Поэтому и ещё один (довольно, впрочем, сомнительный) способ легитимации статуса Крыма путём проведения под международным контролем повторного референдума отвергается Россией. Ведь никто не гарантирует, что та же Украина признает результаты референдума. Но сам факт согласия на его проведение ослабит международную позицию России, поскольку поставит под сомнение безупречность того референдума, на основании которого Крым в состав России вошёл.

Кроме того сам факт создания прецедента, на основании которого российский регион может претендовать на независимость (или переход в состав другого государства) путём проведения референдума под международным контролем неприемлем для России, поскольку ограничивает её суверенные права и создаёт легальный механизм внешнего инициирования её территориального распада.

Таким образом, на сегодня сложилась такая ситуация, что более вероятно решение крымской проблемы за счёт самоубийства украинского государства, чем при помощи одного из признанных международно-правовых механизмов. Тем не менее, фактическое вхождение Крыма в состав России международным сообществом уже принято и воспринято как данность.

Поэтому, с учётом общего плачевного состояния украинской государственности, надо надеяться, что и международно-правовой способ приведения юридического состояния дел в соответствие с фактическим будет найден в ближайшее время.