Продолжая петь у Яркова, я экстерном сдала экзамены на аттестат, но все никак не могла решить, что делать дальше. Однажды моя подруга по хору Люся предложила: «Поехали на «Мосфильм» — там за участие в массовке деньги платят!» Съездили раз, два, а на третий меня заметил ассистент режиссера: «Девушка, вам нужно учиться на актрису. Есть такой институт, ВГИК называется». Он заронил в мою душу надежду: «Может, и вправду попробовать?»
В 1946 году институт кинематографии объявил набор на экспериментальный курс — режиссерско-актерский. Среди поступавших было много ребят-фронтовиков: Басов, Чухрай, Никулин. Помню, Юра никогда не ходил шагом, а все время бегал по институтским коридорам, и полы расстегнутой шинели летели за ним как крылья.
Часто спрашивала себя: «А как бы сложилась моя судьба, пойди я в театральное училище?» Забудем, что кроме ВГИКа на момент поступления я ни про один актерский вуз не знала. Наверняка больше преуспела бы и в театре, и в кино, но тогда не встретилась бы с самым главным в жизни человеком — мужем Сергеем Сергеевичем Полуяновым ( оператор , с которым работал Гайдай). Ухаживать за мной Сережа начал еще на первом курсе. Все четыре года ходил следом и без конца фотографировал: позировать не просил, а ловил момент, искал неожиданный ракурс. Самые удачные фотографии дарил мне и смотрел при этом обожающими глазами. Много раз делал предложение, а я кочевряжилась: «Дай время еще подумать!» Поженились и 31 декабря 1953 года родился сын Сашенька.
Актерские будни.
Съемки фильма «Рядом с нами» проходили в Запорожье. Главные роли в картине играли Кеша Смоктуновский, Леня Быков, Жора Юматов и Клара Лучко. Меня вызвали на небольшой эпизод. На месте выяснилось, что из-за непогоды съемки пришлось остановить на несколько дней, и ребята, обуреваемые жаждой творчества, придумали грандиозный розыгрыш: написали сценарий, приготовили реквизит, распределили роли. Главная досталась Кеше Смоктуновскому, который был еще совершенно неизвестен. Ему предстояло перевоплотиться в композитора, а мне — в его жену. Объектом розыгрыша был единственный человек — назойливый фотокорреспондент, который ходил за актерами как привязанный, снимал в разных ракурсах, а потом продавал фотографии газетам и журналам. Свой выбор в отношении меня ребята объяснили так: «Во-первых, он тебя не знает, а во-вторых — ты умеешь перевоплотиться в кого угодно!»
Подготовка к спектаклю была закончена, а фотокорреспондент вдруг пропал. Несколько дней подряд оставляли дежурных в фойе первого этажа, которые должны были оповестить о его прибытии. Наконец появился! Жора Юматов и Леня Быков тут же отвели фотографа в сторонку и рассказали, что по соседству с ними в гостинице поселился гениальный композитор: «Человек он замкнутый, от прессы и фотокамер скрывается. Если тебе удастся его снять, будешь миллионером. За его портрет любое мировое издание такой гонорар отвалит, что и детям твоим, и внукам хватит. Правда, есть одно но: его родителей в войну переехало танком и теперь он, случается, впадает в состояние аффекта, становясь опасным для окружающих. Вывести его из транса может только песня «Комсомольцы — беспокойные сердца». Бред полный, но корреспондент поверил!
В двухкомнатный номер, который якобы занимали мы с «мужем-композитором», народ натащил вяленой корюшки и завалил ею все стулья. Жора Юматов объяснил: «Если сядет на стул — может сбежать, а на диване мы с Быковым разместимся по бокам и в случае чего удержим».
Время идет, а фотокорреспондента все нет и нет. Говорю Смоктуновскому: «Никого и не будет — это они нас с тобой разыграли. Поднимусь наверх к Юматову, посмотрю, что там происходит». Стучусь в номер — Жора проскальзывает в приоткрытую дверь и шипит: «Уходи, уходи! Он уже второй куплет разучивает!»
Через некоторое время кто-то оставленный в коридоре на стреме докладывает: «Идут!» Забрасываем с Кешей на люстру мои чулки (завершающий штрих!), и он скрывается в ванной. Стук в дверь. Открываю: на пороге стоят мужчина средних лет с проплешиной на макушке, в сером плаще, и Жора с Леней. Приглашаю:
— Раздевайтесь, проходите, присаживайтесь. Иннокентий Михайлович принимает душ, но совсем скоро присоединится к нам.
Из ванной доносится звук льющейся воды и пение Кеши. Гость оглядывает заваленные корюшкой стулья и садится на диван, Юматов и Быков — по бокам. Звонит телефон, я поднимаю трубку:
— О, Димочка, были на твоем творческом вечере — ты как всегда восхитителен! Кеша сейчас не может подойти к телефону, он в ванной. Да-да, обязательно тебе наберет.
— Кто звонил? — спрашивает Быков.
— Шостакович, — отвечаю на голубом глазу.
И тут появляется голый Кеша, чуть-чуть прикрываясь спереди полотенцем, и стремительно проходит в... большой платяной шкаф. У корреспондента глаза по чайному блюдцу. Спустя пару минут дверцы шкафа открываются — Смоктуновский выходит. В розовой детской пижаме сорок четвертого размера, со встрепанной шевелюрой. Указывая рукой на гостя, сурово спрашивает: «Кто это?» Мужчина порывается встать и представиться, но «композитор» строго командует: «Садитесь!» Потом начинает рыскать по номеру: «Где? Где?» Наконец утыкается взглядом в натюрморт, висящий на стене. Протягивает руку к нарисованной груше, но достает настоящую (фрукт, понятно, был заранее спрятан за рамой) и начинает есть!
Тут в номере появляется актер Сергей Лукьянов. Он приехал повидаться с женой Кларой Лучко и с энтузиазмом принял приглашение поучаствовать в розыгрыше. Сергей и Кеша удаляются во вторую комнату — «кабинет композитора». Дверь туда открыта, и мы видим, как они, обнявшись, прохаживаются и ведут дружелюбный разговор. «Как вы думаете, — интересуется Кеша, — мода на «ленинградские галстуки» как-то связана с противостоянием Марса?» Сережа ему что-то отвечает, Кеша не соглашается, спорит, потом они начинают кричать друг на друга, слышится звук пощечины. Через мгновение в гостиной, держась за щеку, появляется Лукьянов:
— Нина Федоровна, ему нужна помощь. Звоните в неотложку!
Я, вся в образе, начинаю рыдать-причитать, слезы льются из глаз сплошным потоком:
— Нет! Ему нельзя в больницу!
В этот момент из кабинета выходит Кеша, уже совершенно невменяемый, и выставив вперед руки, направляется к фотокорреспонденту с явным намерением задушить. Скашиваю взгляд на бедолагу: тот сидит белый как полотно, на виске — струйка пота. Юматов шепчет «Пора!», и гость срывающимся голосом заводит сразу припев: «Комсомольцы — беспокойные сердца, комсомольцы все доводят до конца...»
Кеша застывает в полуметре от певца — все в той же розовой пижаме — и слушает, склонив голову на плечо. Жора шепчет фотографу: «Давай неаполитанскую!» Под конец первого куплета «Санта Лючии» Кеша расцветает благостной улыбкой, целует исполнителя в макушку и восклицает: «Карузо!»
Но и это еще не конец. Для последнего акта пьесы абсурда приготовлен большой стеклянный поднос с горой скомканных листов. Подойдя к нему, «просветленный» Смоктуновский бросает зажженную спичку — бумага мгновенно вспыхивает. Быков с Юматовым орут «Пожар! Пожар!», хватают корреспондента под руки и выволакивают из номера. В коридоре, немного оправившись от шока, гость удрученно качает головой:
— Он совсем плох. Если не удастся уговорить лечь в больницу, может, отправить в санаторий? Его супруге тоже требуется медицинская помощь...
— Какой санаторий?! — возражает Быков и дальше выдает полнейшую импровизацию: — На нем долг три миллиона. Это ведь он спалил негатив фильма Савченко «Третий удар» и теперь, чтобы не посадили в тюрьму, должен заплатить штраф, перечисляя в казну — до копеечки! — свои гонорары!
Больше этот папарацци рядом с нами не появлялся.
Мне кажется, чувство юмора — обязательное качество для хорошего актера. На съемках одной картины, которые проходили в Ялте, моим партнером был Сергей Филиппов. Узнав о его приезде, руководство знаменитых массандровских погребов пригласило в гости всю киногруппу. Застолье устроили на улице, как раз над местом хранения собранной со всего мира уникальной коллекции хересов, мадер, мускатов. Поднимая тост, Филиппов сказал: «И впервые в жизни мне хочется закончить речь словами «Да провалиться мне на этом месте!»
Свою первую комическую роль я сыграла у Чулюкина в «Неподдающихся» — ведущую конкурсов на летней эстраде, которая настойчиво вручает герою Юрия Белова цинковое корыто. А у Кеосаяна в фильме «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» мне досталась роль дамы-американки с попугаем. На экране я появлялась на несколько минут, и чтобы мой персонаж запомнился, придумала оглушительный хохот.
Недавно из поликлиники по вызову пришла медсестра и говорит: «Как же мне нравится ваша американка! До сих пор ее ненормальный смех в ушах стоит!»
В картине «Семь стариков и одна девушка» режиссер Евгений Карелов предложил роль врача Кравцовой, через кабинет которой проходят кандидаты в оздоровительную группу. Ее фраза «Такой молодой, а уже старик!» ушла в народ.
Первую роль у Рязанова сыграла в картине «Дайте жалобную книгу». Прочитав сценарий, шла на пробы с большим сомнением: мои щуплые формы никак не соответствовали классическому типажу ресторанной буфетчицы. Рязанов это мгновенно уловил и велел костюмерам подложить толщинки на грудь, живот и попу. Ощутив свою «весомость», я легко вошла в образ Зины, хозяйки буфета и жизни. Меня утвердили и вскоре позвали на съемки. Почему костюмеры в тот раз решили обойтись без толщинок — не знаю, но встав за огромную барную стойку, я почувствовала себя такой маленькой и несчастной! Рязанов все понял, и толщинки были прикреплены к нужным местам, а вместе с ними ко мне вернулись уверенность и нахальство.
Спустя несколько лет Рязанов позвал меня на роль секретарши начальника Главного управления свободного времени в фильме «Забытая мелодия для флейты». Киногруппы у Рязанова всегда были дружными и веселыми. Как только объявлялся перерыв, тут же собирались в кружок и начинали травить байки. Главными рассказчиками были Ширвиндт, Гафт и Филатов. Сейчас уже не смогу вспомнить, кто из них что поведал, но две смешные истории о зарубежных гастролях остались в памяти навсегда.
«Было это на гастролях в Америке. Пришел день, когда все привезенные из дома продукты: колбаса, концентраты, консервы — оказались съедены, и мы начали голодать. Вдруг кто-то прибегает с известием: «На сороковом этаже, в бассейне, есть автомат с газированной водой! С сиропом!» Мы знали, что вышколенная охрана помпезного отеля допускает до водных процедур, только если на постояльце надет махровый халат и тапочки. Бросились искать спецодежду для бассейна (она была далеко не во всех номерах). Наконец в полной экипировке направились к лифту, но тут раздался отчаянный вопль: «Сироп в автомате закончился — наши успели все вылакать!»
Местом действия второй истории была уже Европа.
«Вскоре после того как на Западе придумали расфасовывать заварку в пакетики, в Венецию нагрянула делегация узбекских кинематографистов. В конце обеда официанты ставят на стол чайники с кипятком и коробку с разными сортами чая, упакованного в бумажные квадратики с ниточками. Гости в растерянности: никто не знает, как их использовать. Инициативу проявляет руководитель делегации: «Что вы сидите как мешком напуганные?! Еще подумают, что мы совсем дремучие! Кладите пакетики в рот — и запивайте водой из чашек». Официанты просто ошалели от увиденного: сидят полтора десятка мужиков, прихлебывают кипяток, а у каждого изо рта свисает ниточка с этикеткой».
Последней ролькой у Рязанова стала чиновница в «Небесах обетованных». К сожалению, в более поздних его картинах я не участвовала.
____
Сережа умер десятого марта 1983 года. Внезапно. Ему было всего пятьдесят девять. Пережить утрату помогли мама, которую мы давно забрали к себе, сын Саша и брат Володя. А еще, конечно, театр. В середине восьмидесятых главный режиссер Евгений Ташков взял к постановке пьесу сербского драматурга-сатирика Нушича «Да здравствуют дамы!».
Мой сын Саша ушел через шесть лет после Володи. Двадцать шестого декабря 1996 года. За пять дней до своего сорокатрехлетия. Прощались мы с ним в день его рождения, тридцать первого декабря...
После школы Саша поступил во ВГИК на операторский факультет. Получив диплом, начал успешно работать в документальном кино, но случилась трагедия, из-за которой ему пришлось уйти из объединения кинохроники. Еще со студенческих лет сын серьезно занимался альпинизмом и спелеологией и организовал на студии что-то вроде секции. В горы они отправились впятером, а вернулись вдвоем — троих ребят накрыло лавиной. Сашиной вины в гибели товарищей не было, но работать под косыми взглядами коллег он не смог.
Вместе с несколькими друзьями создал кооператив, который выпускал декоративные прялки, разделочные доски, другую домашнюю утварь. Дела шли не то чтобы очень, но на жизнь семье, в которой рос сын Сережа, вполне хватало. Однако Саше, который просто фонтанировал идеями, в какой-то момент в рамках кооператива стало тесно, и он отправился за границу. Был уверен: уж там-то его креативности точно найдется применение. А получилось так, что нечестные люди воспользовались его абсолютной непрактичностью и навесили огромный долг.
Когда стали угрожать маленькому Сереже, нам пришлось отдать двухкомнатную квартиру, принадлежавшую семье сына. Только «кредиторы» не отстали: кто жил в девяностые, помнит, как это было
