Война
После поражения 1940 года Жан Габен не остался в оккупированной немцами Франции. Он уехал в Голливуд и, по словам французского биографа Габена А.-Ж. Брюнелена, мог бы переждать там войну и возвратиться во Францию лишь после ее освобождения так же спокойно, как это сделали некоторые другие.
«Для меня это было невозможно, — говорит Габен. — Останься я там в то время, когда другие сражались, никогда я не посмел бы ступить ногой на землю Франции. А мне очень хотелось возвратиться к себе. Я бы подох от скуки там, в Голливуде. И раз дело шло о том, чтобы подыхать там или подыхать здесь, я предпочел воевать в этой проклятой войне».
Голливудский период работы Габена ознаменовался его участием в двух малозначительных фильмах — «Полнолуние» (1942) и «Самозванец» (1943).
Полнолуние
http://video.mail.ru/mail/vm_gluschenko/50759/90358.html
Габен — актер глубоко национальный. Не удивительно поэтому, что, даже играя французов в голливудской киностудии, он чувствовал себя вне привычной обстановки. «Меня заставили учиться английскому языку, которого я совершенно не знал, — вспоминает Габен. — Ежедневно в течение шести месяцев, я, с детства ненавидевший школу, сидел за книгой. Наконец начались съемки. Я играл на английском языке, но происходила удивительная вещь. Мне казалось, что если действую я, то говорит при этом кто-то другой. Я себя «слышал» совершенно отчетливо, а для актера это ужасно, когда он сам себя слышит. У меня было все время ощущение, что движения мои неестественны, что они не соответствуют голосу. Это было тягостное чувство. Нельзя играть на языке, который не является для вас родным. Играя на языке, который был для меня совершенно чуждым, я чувствовал, что был не тем, чем хотел быть... Мне не хватало земли моей родины, теперь же у меня забирали и мой «голос». Я сам себе не нравился.
Артист, каким бы он ни был, должен оставаться национальным. Он должен уметь выражать то, что идет от его родины, от земли, на которой он вырос. И только тогда он будет правдивым, только тогда он будет искренним. Для всего этого необходимо играть на родном языке. В Голливуде я не был искренним, это говорю вам я сам».
Вступив добровольцем в 1943 году в ряды вооруженных сил Свободной Франции, Габен оставался в армии до окончания войны. Он был командиром орудия на эскортном корабле, сопровождавшем караваны через Атлантику. Габен не совершил какого-либо подвига. Он просто сражался, как сражались тысячи других французов в рядах партизанских отрядов на территории самой Франции, как сражались летчики-французы на советско-германском фронте. Попав в жестокий бой, Габен вспомнил фильм, виденный им накануне выхода в море. Фильм назывался «Конвой в Мурманск» и был поставлен режиссером Майлстоуном. Роль командира эскортного корабля, такого же точно, как и тот, на котором шел Габен, играл хладнокровный Хэмфри Богарт.
Габен рассказывает о своем первом бое:
«Это был подлинный ад... Я дрожал, но не хотел показать этого моим артиллеристам. Но под огнем я все же не мог не вспомнить о Богарте... Тот не боялся, тот был храбрецом, флегматичным, как это бывает только в кино. И я все время твердил себе: «Вот негодяй, этот Богарт! Ну, подумать только, что за негодяй!.. Хотел бы я поглядеть на его физиономию здесь!»
Актер реалистической школы, Габен, еще будучи в Голливуде, отдавал себе отчет в том, как далек от настоящей жизни иллюзорный мир героев, населявших американские экраны. Но это было знание априори. В первом же бою Габен получил достаточно убедительное доказательство того, как резко отличается герой реальный от героя голливудского. Пожалуй, с наибольшей отчетливостью облик Габена вырисовывается в короткой беседе, которая происходила у него в Алжире с морским министром французского Временного правительства Жакино.
Жакино говорит о том, как благодарна Свободная Франция Габену за его добровольное вступление в ряды армии.
«Не я один, — ответил Габен. — Я делаю, что могу. И потом... я спешу возвратиться во Францию. Ну вот для этого и помогаю чуточку нашим ребятам...».
Министр сообщает Габену, что в Алжире создан центр художественной пропаганды Свободной Франции и что обязанность Габена —принять участие в работе центра. Жакино может немедленно подписать приказ о переводе Габена в центр.
«Я очень польщен этим предложением, господин министр, но не хочу жульничать. Если я должен возвратиться к работе по своей профессии здесь, то с тем же успехом можно было оставаться и в Голливуде. Но, решив воевать, я предпочитаю только этим и заниматься. Завтра я ухожу в море и не собираюсь оставаться на берегу.
— Вы шутите, — перебивает его Жакино. — Не хотите же вы убедить меня в том, что в вашем возрасте вы верите во все это!—- Верю во что, господин министр? — переспрашивает немного удивленный Габен.— В героизм, в султаны на шлемах, в воинственный трепет и все прочее.— Что касается меня, господин министр, я себя не чувствую ни героем, ни чем-то похожим на него. Мне говорят, что во Франции все сражаются. Я тоже пытаюсь это делать. Вот и все» Семь лет отделяют последний предвоенный фильм Габена — «Буксиры», поставленный Жаном Гремийоном, от первой его послевоенной работы—фильма «Мартен Руманьяк». За эти годы накоплен огромный жизненный опыт. Были, вероятно, раздумья о пройденном актерском пути и мечты о ролях, которые так хотелось сыграть. Если верить усталому взгляду и поседевшим вискам Габена — Мартена Руманьяка, пройденный путь не радовал, а мечты оставались несбыточными. Эта горечь, эта неудовлетворенность явственно ощущаются и в ряде выступлений Габена на встречах со зрителями в киноклубах и особенно в выступлении во французской синематеке после просмотра фильмов с его участием. «Мое первое ощущение после просмотра таково, что все это меня не молодит. Я смотрел «День начинается» с таким чувством, словно играл не я, а мой сын. И потом я увидел там и товарищей... Некоторых уже нет в живых, другие — забыты. Иные присутствуют здесь, но волосы у них седые. Такие просмотры очень полезны, после них отдаешь себе отчет в том, что кино все же замечательное искусство, что всегда делались замечательные фильмы, что, возможно, будут они делаться и впредь, но, что уже давно ничего нового не придумано. Мне кажется, что кино сегодняшнего дня преждевременно почило на лаврах...».
