Хороший вопрос. Во-первых, я вообще не выбираю СМИ ни по каким принципам: кому интересно мое мнение, кто обращается ко мне с вопросами, я всем отвечаю — никак не сортирую. Государственные, негосударственные, такая пропаганда, сякая пропаганда — мне все равно.
Есть только одно требование — порядочность. Когда речь идет о телефонном интервью, я должен вычитать, чтобы не было фактических ошибок, чтобы мою позицию не искажали.
Журналисты всех СМИ вели себя исключительно прилично, за исключением одного — «Белсата». Не «Спутник», не «Советская Белоруссия» — «Белсат». Несколько раз меня пытались использовать как подставку к микрофону, когда я должен был сказать ровно одну главную фразу типа «все плохо!». Я отказался с ними сотрудничать. И только со службой новостей, в разговорах с Калинкиной или Мацкевичем все было корректно.
Теперь что касается «Спутника». Это вы считаете его орудием пропаганды, а я так не считаю. Тогда давайте всем раздадим ордена или клейма: «Белсат», это понятно, орудие польской пропаганды, «Наша Ніва», думаю, тоже. Еще раз: я так не считаю, но если так, то давайте раздавать.
Если вы поговорите с писателем Андреем Жвалевским, чьи политические взгляды с моими расходятся — они ближе к «Нашей Ниве», чем к «Спутнику», — он вам скажет: ни одно средство массовой информации так серьезно, часто, адекватно не боролось за то, чтобы белорусские гимназии не уничтожались, и не привлекало столько внимания к системе образования.
Пункт два. Когда последний раз я выступал на «Спутнике»?
— Не припомню.
— А знаете почему? Им запретили общаться со мной. Так же, как представителю Самарского университета запретили въезд в Беларусь [Евгений Ливянт ранее рассказал, что сотруднику российского университета запретили находиться в Беларуси — из-за правонарушения в Жабинке. Скорее всего, речь идет о превышении скорости на трассе М1 в Жабинковском районе — Ред.], журналистам «Спутника» приказано — с сентября меня там нет. Сделано это было совершенно аморально — на журналистов давили, угрожали неприятностями им и их семьям, еще каким-то образом. Мне говорили, что к этому приложил руку министр образования [Игорь Карпенко]: через свои связи в России он договорился, чтобы им приказали сверху.
— Как вы относитесь к условному «русскому миру»? Угрожает ли он Беларуси?
— Осенью 2014 года я был в поездке в Израиль, куда пригласили представителей СМИ и тех, кто публикуется, у кого есть еврейские корни, русскоязычных, с постсоветского пространства. Одним из пунктов программы был Яд ва-Шем, музей Холокоста.
Как раз осенью 2014 года появились два термина, о которых я даже сразу не понял, что они означают, — «колорады» и «ватники». Хочу сразу сказать, что я не подам руки людям, которые их используют.
Второй зал Яд ва-Шема был посвящен нацистской пропаганде. Экскурсовод нам рассказал, что в 1933 году, когда нацисты пришли к власти, занимавших высокое положение евреев начали постепенно отодвигать. Немцы были готовы отодвигать евреев, но не были готовы их убивать. Тогда нашли хороших художников, писателей и поэтов, их целью было доказать немецкому народу, что еврей — это не человек, а животное, насекомое. Во втором зале Яд ва-Шема картины, карикатуры, которые создали немецкие художники с целью расчеловечить евреев. С той экскурсии осталась фотография, на которой я стою абсолютно без лица, и только я знаю причину, почему: я увидел «колорада», гусеницу, с еврейским носом. Вот так расчеловечивали евреев, чтобы потом гусеницу раздавить.
Тогда сформировались мои взгляды — что такое хорошо, что такое плохо. Меня не сильно беспокоит проблема «русского мира», меня волнует проблема расчеловечивания. Поскольку мой народ прошел через то, через что прошел, я для себя считаю невозможным присоединяться к тем, кто готов расчеловечивать кого-то другого.
Когда я слышу в отношении русских слово «колорад» — кстати, сейчас уже это слово не используют, дошло, что «неаккуратненько» как-то, — для меня это невозможно, это табу. Можно спорить, ссориться.
А что касается страха перед тем или иным миром… Страх потерять свой, видимо, есть перед любым внешним миром. А почему вы говорите только о русском мире? Давайте поговорим о польском! Я считаю, что человек, который является реальным белорусским патриотом, но говорит только о русской угрозе и не говорит о польской, — он лжец.
— Это очевидно, почему мы говорим о русском мире: у нас российские каналы, медиа, книги, фильмы…
— А карта поляка у какого количества людей?
— Это тоже проблема, о ней мы тоже говорим.
— Не помню, не слышал, не читал. А вы знаете, что принимается решение польским правительством: признаем карту поляка паспортом. Что-то я давно не читал, чтобы люди обсуждали, что это большая проблема. В Польше больше наших молодых людей, чем в России.
— Мы постоянно пишем о карте поляка, у нас абсолютно белорусская позиция.
— Что-то я не читал об этой угрозе. Сбросите мне ссылку — я извинюсь. А сколько раз вы написали о том, о чем мне все больше и больше наших студентов рассказывает, что они 11 ноября в Польше не выходят на улицу — это День независимости Польши, в этот день опасно выходить на улицу: бьют. Мне недавно моя ученица рассказывала: они шли компанией, выскочили парни, палками побили. Если мы говорим о русской угрозе, а не говорим о польской, — это пропаганда. Если я прочитаю аналитический материал об угрозе с востока, а потом об угрозе с запада — я серьезно отнесусь к этому СМИ. А я читаю только об угрозе с востока и не читаю об угрозе с запада. Наши ученики рассказывают, что в польских вузах есть такое, что парты поделили — поляки сидят отдельно. А в России такого нет. Поэтому или разговаривать честно, или не разговаривать.
А для меня белорусским патриотом является тот, кто здесь честно работает, создает рабочие места, платит налоги здесь и поменьше говорит об этих мифических угрозах.
А те люди, которые ведут систему распознавания «свой-чужой», — они ведут к разрушению страны.
