«Расстрелять по законам военного времени»
Несмотря на объявленное перемирие, каждый день добавляет обеим сражающимся сторонам как минимум по несколько десятков пленных. Так, глава комитета по правам человека при совете министров самопровозглашенной ДНР Дарья Мороз, которая курирует процесс обмена военнопленными, утверждает, что каждый день в Украине силовики задерживают по 20 человек. Всего же под арестом находится 860 ополченцев. Но далеко не всегда в плен попадают люди с оружием в руках.
— Украинские сотрудники спецслужб захватывают ни в чем не повинных жителей Донецкой и Луганской областей, — говорит Дарья Мороз. — Причем это происходит там, где никаких боевых действий нет. Людей хватают и предъявляют им не подтвержденные фактами обвинения в сепаратизме, сажают в следственные изоляторы. Затем их обменивают на своих военнопленных, которые содержатся у нас.
Впрочем, количество украинских военнопленных в ДНР и ЛНР тоже увеличивается. По словам помощника министра обороны Украины Василия Будика, сейчас в плену самопровозглашенных республик около тысячи украинских граждан.
— В плену находятся две сотни военнослужащих ВСУ, а также около 800 добровольцев, — говорит Василий Будик. — Однако среди тех, кого там считают добровольцами, оказывается, немало волонтеров и гражданских лиц, которые по каким-либо причинам попали под подозрение ополченцев.
Наш источник в СБУ назвал более грустные цифры.
— Сейчас в плену ДНР и ЛНР находится свыше тысячи бойцов из добровольческих батальонов и около 200 солдат и офицеров ВСУ. У нас пленных сепаратистов тоже около тысячи. Интересно, что, по мнению наших силовиков, в самопровозглашенной ДНР «ополченцами» называют всех, кто был задержан в Украине по подозрению в подрывной работе и призывах к сепаратизму. Обмен военнопленными производим из расчета один к одному. Однако некоторых, например попавших к нам полевых командиров, обмениваем один к пяти или к десяти. Проще всего обменивать их ополченцев на наших военнослужащих. Добровольцев сепаратисты отпускают с трудом. Их они считают «карателями», даже содержат отдельно, — пояснил сотрудник украинской спецслужбы.
Судя по словам Дарьи Мороз, взаимопонимание между украинскими и дээнэровскими силовиками по вопросу обмена военнопленными налажено.
— Все украинские военнопленные будут обменяны на наших ополченцев, — утверждает глава комитета по правам человека. — Процесс обмена идет ежедневно, мы общаемся с украинской стороной. В первую очередь отпускаем военнослужащих. Так называемые добровольцы пойдут на обмен в последнюю очередь. Они сначала поработают на благо Донецкой республики — разберут завалы зданий, которые были ими разрушены в процессе обстрелов.
Между тем наш источник в силовых структурах ДНР на условиях соблюдения анонимности признался, что почти все пленные бойцы из украинских добровольческих батальонов и некоторые офицеры ВСУ фактически приравниваются в Донецке и Луганске к военным преступникам.
— Несколько десятков пленных военнослужащих ВСУ содержатся на первом этаже здания Донецкого управления СБУ. Как правило, это офицеры украинской армии. Еще несколько сотен военнослужащих, рядовых и сержантов ВСУ, находятся в специальных трудовых лагерях в различных городах ДНР. А 108 пленных из батальонов «Донбасс», «Шахтерск», «Днепр» и «Азов» содержатся на «нулевом» уровне — в подвалах Донецкого УСБУ. Вина и участие каждого из них в военных преступлениях на территории ДНР и ЛНР тщательно проверяются, ведется следствие. Виновные в зверствах и преступлениях предстанут перед трибуналом ДНР. Те, чья вина будет доказана, пойдут под расстрел или получат длительные сроки заключения. Признанных невиновными отпустят, но после нескольких месяцев труда на восстановительных работах в Донецке, — рассказал сотрудник спецслужбы ДНР.
«Да, это я убил Джона Кеннеди»
Как водится на любой войне, обе стороны фронта обвиняют противника в издевательствах и категорически отрицают причастность к ним собственных силовых структур. Между тем освобожденные пленные с обеих сторон — как боевики, так и украинские бойцы — признаются, что их пытали и били.
Информацию о том, что жестоко обращаются с пленными не только в застенках ДНР и ЛНР, подтверждает и Василий Будик.
Текст: Александр Сибирцев
По статистике военной истории, на одного погибшего в бою обычно приходится трое сдавшихся или захваченных в плен. Согласно Женевской конвенции, эти люди имеют право на достойное обращение, они должны быть избавлены от пыток и унижений. Но на всех войнах благородное обращение с пленными остается лишь на бумаге. Не стал исключением и кровопролитный конфликт на востоке Украины. «Репортер» выяснил, как пленные с обеих сторон становятся живым товаром и почему после освобождения ненавидят противника еще больше
«Расстрелять по законам военного времени»
Несмотря на объявленное перемирие, каждый день добавляет обеим сражающимся сторонам как минимум по несколько десятков пленных. Так, глава комитета по правам человека при совете министров самопровозглашенной ДНР Дарья Мороз, которая курирует процесс обмена военнопленными, утверждает, что каждый день в Украине силовики задерживают по 20 человек. Всего же под арестом находится 860 ополченцев. Но далеко не всегда в плен попадают люди с оружием в руках.
— Украинские сотрудники спецслужб захватывают ни в чем не повинных жителей Донецкой и Луганской областей, — говорит Дарья Мороз. — Причем это происходит там, где никаких боевых действий нет. Людей хватают и предъявляют им не подтвержденные фактами обвинения в сепаратизме, сажают в следственные изоляторы. Затем их обменивают на своих военнопленных, которые содержатся у нас.
Впрочем, количество украинских военнопленных в ДНР и ЛНР тоже увеличивается. По словам помощника министра обороны Украины Василия Будика, сейчас в плену самопровозглашенных республик около тысячи украинских граждан.
— В плену находятся две сотни военнослужащих ВСУ, а также около 800 добровольцев, — говорит Василий Будик. — Однако среди тех, кого там считают добровольцами, оказывается, немало волонтеров и гражданских лиц, которые по каким-либо причинам попали под подозрение ополченцев.
Наш источник в СБУ назвал более грустные цифры.
— Сейчас в плену ДНР и ЛНР находится свыше тысячи бойцов из добровольческих батальонов и около 200 солдат и офицеров ВСУ. У нас пленных сепаратистов тоже около тысячи. Интересно, что, по мнению наших силовиков, в самопровозглашенной ДНР «ополченцами» называют всех, кто был задержан в Украине по подозрению в подрывной работе и призывах к сепаратизму. Обмен военнопленными производим из расчета один к одному. Однако некоторых, например попавших к нам полевых командиров, обмениваем один к пяти или к десяти. Проще всего обменивать их ополченцев на наших военнослужащих. Добровольцев сепаратисты отпускают с трудом. Их они считают «карателями», даже содержат отдельно, — пояснил сотрудник украинской спецслужбы.
Судя по словам Дарьи Мороз, взаимопонимание между украинскими и дээнэровскими силовиками по вопросу обмена военнопленными налажено.
— Все украинские военнопленные будут обменяны на наших ополченцев, — утверждает глава комитета по правам человека. — Процесс обмена идет ежедневно, мы общаемся с украинской стороной. В первую очередь отпускаем военнослужащих. Так называемые добровольцы пойдут на обмен в последнюю очередь. Они сначала поработают на благо Донецкой республики — разберут завалы зданий, которые были ими разрушены в процессе обстрелов.
Между тем наш источник в силовых структурах ДНР на условиях соблюдения анонимности признался, что почти все пленные бойцы из украинских добровольческих батальонов и некоторые офицеры ВСУ фактически приравниваются в Донецке и Луганске к военным преступникам.
— Несколько десятков пленных военнослужащих ВСУ содержатся на первом этаже здания Донецкого управления СБУ. Как правило, это офицеры украинской армии. Еще несколько сотен военнослужащих, рядовых и сержантов ВСУ, находятся в специальных трудовых лагерях в различных городах ДНР. А 108 пленных из батальонов «Донбасс», «Шахтерск», «Днепр» и «Азов» содержатся на «нулевом» уровне — в подвалах Донецкого УСБУ. Вина и участие каждого из них в военных преступлениях на территории ДНР и ЛНР тщательно проверяются, ведется следствие. Виновные в зверствах и преступлениях предстанут перед трибуналом ДНР. Те, чья вина будет доказана, пойдут под расстрел или получат длительные сроки заключения. Признанных невиновными отпустят, но после нескольких месяцев труда на восстановительных работах в Донецке, — рассказал сотрудник спецслужбы ДНР.
«Да, это я убил Джона Кеннеди»
Как водится на любой войне, обе стороны фронта обвиняют противника в издевательствах и категорически отрицают причастность к ним собственных силовых структур. Между тем освобожденные пленные с обеих сторон — как боевики, так и украинские бойцы — признаются, что их пытали и били.
Информацию о том, что жестоко обращаются с пленными не только в застенках ДНР и ЛНР, подтверждает и Василий Будик.
Рабы войны. Фото 1
— К сожалению, тут действует некий порочный круг, который необходимо разорвать. Боевики ненавидят украинских добровольцев. Для наших добровольцев просто выжить в плену — достаточно трудно. Но и в наших добровольческих батальонах отношение к пленным не самое лучшее. Военная служба правопорядка и прокуратура проводят серьезную работу по недопущению случаев жестокости к задержанным «с той стороны», вплоть до задержания виновных.
О том, что происходит с добровольцами после сдачи в плен, корреспонденту «Репортера» рассказали несколько бойцов из батальонов «Айдар» и «Донбасс», которым посчастливилось вырваться из подвалов Донецкого УСБУ.
— После того как я попал в плен, меня первые три дня держали в подвале какой-то автобазы в Макеевке. Затем перекинули в «избушку» — так называют здание УСБУ и охранники, и заключенные. То, что там происходит, — это настоящий ад! В каждой камере сидит несколько десятков человек. Условия — самые скотские, — вспоминает боец «Айдара» Игорь К., пробывший в донецкой «избушке» три недели. — Вонь, дышать нечем, по нужде все ходят в параши — пластиковые бочки, потому что канализация давно забита. Спят на картоне и вшивых матрасах. Кормили раз в двое суток похлебкой. Это настоящие помои. Просто теплая вода с кусками картошки и лука. Иногда охранники кидали нам селедку и кашу, крупа все время была недоваренная. Почти каждый день многих дергали на допросы. Били ежедневно резиновыми дубинками, ногами и кулаками. Главная задача следователей — расколоть добровольцев на признание вины в военном преступлении.
Бывший пленный доброволец Алексей помнит о своем пребывании в «избушке» постоянно.
— Считалось удачей, если попадаешь на допрос к следователю из российской ФСБ. Они в общем-то не очень шифруются, иногда напрямую говорят, что приехали в Донецк «в командировку». Россияне почти не бьют, задают вопросы вежливо. Я бы даже сказал, вкрадчиво. Но вместо избиений используют какие-то наркотики. Пока сидишь в наручниках, колят шприцом. После таких инъекций просто плывешь. Испытываешь оживление и даже восторг от общения со следаком. Под наркотой считаешь его своим лучшим другом. Язык развязывается в момент. Но настоящий «попандос» — это допрос у местного следователя из числа бывших донецких мусоров, прокурорских или ментовских. Там таких достаточно… Эти люди изо всех сил выслуживаются перед начальством, лупят по полной программе. Бьют очень профессионально, методы у них чисто мусорские: то кулек на голову наденут, то «ласточкой» прикуют к батарее. После их допросов многие даже в убийстве Кеннеди признаются! Есть там один урод, у него «погремуха» среди наших пленных — Гестаповец. Так он очень любит раздевать на допросе. Потом приковывает «раком» и угрожает засунуть в ж... дубинку или швабру. Если я его когда-нибудь встречу после войны, убью сразу, — произнося эти слова, мой собеседник сжимает кулаки и отворачивается в сторону. А на прощание заявляет, что до тех пор, пока в подвалах «избушки» остается хоть один из добровольцев, будет «резать сепаров на части».
По словам Алексея, многие его товарищи, которые до сих пор остаются в подвалах «избушки», на грани сумасшествия.
— Есть там парень из батальона «Донбасс». У него на груди татуировка: украинский флаг и аббревиатура ПС. Его прессуют по полной программе, бьют каждый день по несколько часов. Даже не допрашивают, просто мучают. Еще немного — и парень действительно сойдет с ума. Он уже лежать не может, весь синий от побоев.
Похожие методы «общения» с пленными и задержанными практикуются и в самопровозглашенной ЛНР. О том, как поступают с задержанными луганские силовики, нам рассказал коллега — журналист регионального интернет-портала Вячеслав (имя по просьбе журналиста изменено. — «Репортер»).
— Меня с другом взяли казаки в родном городе, когда мы вышли на улицу с фотоаппаратом. Мы просто фотографировали улицы города, никаких военных объектов на снимках не было. Проверили паспорт, увидели, что он совсем свежий — был выдан взамен утерянного в Киеве. Задержали, отвезли в местную комендатуру. Через сутки перевезли под Луганск. Там меня продержали почти неделю. Все время допрашивали. Главное, что интересовало ополченцев, — когда и за какие деньги я начал сотрудничать с разведкой Украины и США. Мои слова о том, что я журналист, просто не слышали. Били каждый день. Сломали нос. Однажды привели собаку, ротвейлера, и натравили ее на меня. Она не разорвала меня на куски лишь потому, что на мне была толстая куртка. Но руки и ноги повреждены, до сих пор раны не заживают. Несколько раз вешали на удавке. Я терял сознание, но моим мучителям этого было мало. Они дожидались, когда я приду в сознание, и продолжали душить. Друга все это время тоже избивали и мучили, сломали ему ногу. Нас отпустили лишь потому, что коллеги-журналисты и родственники подняли шум и начали звонить во все инстанции, — рассказал Вячеслав.
«Пять зубов за неделю выбили!»
— Никогда не думал, что у себя на родине я попаду в плен! — возмущается сидящий напротив меня в донецком кафе 27-летний Анатолий Кононов, который провел месяц в подвалах одного из добровольческих батальонов и следственном изоляторе Запорожской области. — Шел по окраине поселка, подобрал несколько гильз. Я никогда не воевал, просто взял их из любопытства. Думал, сыну отнести, пусть играет. Подошел к магазину, купил пива. Встретил знакомых парней, остановился потрепаться. Вдруг машина без номеров подъезжает, вся размалеванная. Ну, ты видел, наверное, как они разъезжают! Там все в надписях «ПТН ПНХ» и «На Москву!». Выскочили несколько гоблинов, положили нас мордой в грязь. Обыскали карманы, нашли гильзы от автомата. В общем, натянули мне куртку на голову и повезли куда-то. Вытащили около школы, я подсмотрел через прореху в куртке. Посадили на корточки, начали бить. Били долго, совсем замордовали. Один все время набегал и бил меня в пах ногой. Другой прикладом по голове. Просидел у них в подвале почти неделю. Били каждый день, связаться с родными не дали. Телефон отобрали, деньги, паспорт. Пять зубов за неделю выбили! Оказалось, что в нашем поселке в них кто-то пальнул из кустов вечером, вот я и попал под раздачу. В общем, каждый день меня мучили. Любимым развлечением у них было стрелять из пистолета над ухом. В туалет первые двое суток не выводили, так и лежал связанный, обоссался весь. Когда меня отдали эсбэушникам через неделю, это было настоящее счастье. Те меня уже не мучили, только пару затрещин влепили. А потом я почти месяц сидел в СИЗО. Там много таких, как я. Следователи «шили дело», мол, я тайный сепаратист и боевик. Но доказательств не было. Через месяц меня вывезли на блокпост под Донецк и отпустили. Сказали на прощание: «Беги, сепар». Оказалось, что меня обменяли на какого-то «донбассовца», попавшего в плен.
После сбивчивого рассказа о своих мытарствах Анатолий добавляет:
— Теперь мне один путь — в ополчение ДНР. Не хотел воевать сначала. Но теперь хочу отомстить!
«Продам врага. Дорого»
По обе стороны фронта чиновники и силовики в разговорах с корреспондентом «Репортера» категорически отрицали факты торговли пленными и обвиняли в этом противника.
По словам Дарьи Мороз, предложения о выкупе украинских добровольцев поступают часто.
— Бывает, что предлагают деньги или машину гуманитарки. Но пленными мы не торгуем. Мы их меняем. А вот украинцы продают пленных. Недавно из харьковского СИЗО был выкуплен задержанный украинскими силовиками дээнэровец Игорь Гусев. Его отпустили за $19 тысяч. Взял деньги харьковский прокурор. Деньги собирали родители Игоря. Мы готовим информацию и передадим ее украинской стороне, — сообщила чиновница. В свою очередь пресс-секретарь Харьковской облпрокуратуры Вита Дубовик отказалась комментировать эти обвинения. «Если есть такая информация, обращайтесь с заявлением в СБУ», — отрезала представитель Харьковской облпрокуратуры. Официально отрицает торговлю пленными и помощник министра обороны Украины Василий Будик.
Но дыма без огня не бывает. Пленными все-таки торгуют обе стороны, просто факты продажи живого товара редко предаются огласке.
— Например, один командир казачьего отряда в ЛНР продал недавно партию пленных, семь человек, за $50 тысяч, — по секрету сообщил источник из разведки ЛНР. — Пятеро из числа добровольцев, двое — волонтеры. Деньги собирали родственники пленных. Сообщение о сделке мы получили от информатора, но арестовать пока этого командира не можем — весь отряд, а это почти 100 штыков, может уйти с фронта. Поэтому пока ждем. Возьмем его за жабры, когда удобный момент будет.
Помимо реальных торговцев пленными в последние несколько месяцев активизировались и мошенники. Недавно одного из таких ловкачей задержали сотрудники СБУ в Донецкой области. 35-летний аферист искал в интернете сообщения о пленных, затем выходил на их родственников. Называясь представителем ДНР, мошенник требовал от 5 до 15 тысяч гривен, которые предлагал перечислить на банковскую карточку.
Общаясь с бывшими пленными, выслушиваешь истории одну страшнее другой, и тема вроде не располагает к юмору. Но иной раз собеседники и сами не могут удержаться от смеха. Некоторые бойцы, как с одной, так и с другой стороны фронта, попадают в плен в результате собственной глупости. Например, бойцами батальона «Днепр-1» в августе был задержан боевик ДНР, который ехал через блокпост в Мариуполе, одетый в полную боевую форму сепаратистов — с нашивками флага Новороссии и георгиевскими ленточками.
— Этот сепар — редкий идиот. В таком виде пытался на рейсовом автобусе выехать из Мариуполя в Донецк — помогать «братьям». Эта сволочь участвовала в нападениях на армейцев в мае в Мариуполе. На ютубе было видео, где этот ублюдок бросал коктейли Молотова в БМП, стрелял из пистолета в вэвэшников из толпы, — рассказал боец «Днепра-1» с позывным Седой.
А боец «Донбасса» с позывным Вилли рассказал корреспонденту «Репортера», как рядом с ним в Донецке сидел попавший тоже по глупости в плен боец батальона «Айдар»:
— Парень местный, из Шахтерска. Он повоевал в батальоне, потом съездил на родину, отдохнул чуток, а когда решил вернуться на фронт, поехал сюда на автобусе через Донецк, лучше маршрута не нашел, дурень. Да еще в рюкзак сунул бронежилет и свою форму с украинскими и «айдаровскими» нашивками. На донецком автовокзале его и упаковали. Мы пока сидели, все подкалывали его: если выйдешь отсюда, сразу снова билет на Донецк покупай, да форму с нашивками не забудь!
«Эта война для меня кончилась, понял?!»
— Под Иловайском, когда выходили с колонной из котла, я сидел с ребятами на МТЛБ (бронированный транспортер. — «Репортер»). Шли спокойно, нам командиры сказали, что российские военные дали добро на выход, стрелять по нам не будут. Прошли первый круг россиян. Но вторую блокаду держали боевики ДНР. Вот они-то на нас и отыгрались — открыли шквальный огонь.
Мой собеседник — Андрей М., бывший боец одного из добровольческих украинских батальонов, грузный седовласый мужчина, больше похожий на респектабельного чиновника. Во время разговора он старается сохранять спокойствие, но это у него получается плохого: пальцы, сжимающие сигарету, сильно дрожат.
— Мы попали там в настоящий ад! — почти кричит он мне в лицо. — Вам всего этого не понять… Меня снесло взрывной волной с МТЛБ. Так треснуло по башке, что все происходившее после этого помню урывками. Там почти всех разорвало, кто со мной ехал. Меня всего заляпало кровью, мозгами моих же товарищей. Я упал в обочину. Пришел в себя уже вечером, когда смеркалось. Голова раскалывается от боли. Никого живого рядом нет, только куски тел вокруг. Даже на мне лежала чья-то рука оторванная. Поначалу думал, что я тоже ранен, весь липкий от крови был. Но потом понял, что Бог уберег. Я не кричал, не звал на помощь. Боялся, что сепараты пристрелят на месте. У нас в батальоне давно разговоры ходили, что таких, как мы, добровольцев, они в плен не берут. Поэтому перевернулся на пузо и пополз в сторону, в зеленку. Час ползу, два ползу. Потом бац — темнота. Сознание потерял. Короче, полз часа три. Сильно пить хотел, встать на ноги пару раз пытался. Но падал, не мог удержать равновесие. Контузило меня, понимаешь?
Пепел от давно истлевшей в руке Андрея сигареты падает ему на брюки, но он этого не замечает.
— Поначалу автомат за собой тащил. Но через час бросил оружие, сил не было. Потом снова сознание потерял. Пришел в себя, чувствую, кто-то меня пинает под ребра и радостно орет: «О, мужики, я здесь еще одного „правосека“ нашел. Кажется, не дохлый!» Так и попал в плен. Меня нашли сепараты из подразделения Моторолы. Вытащили ремень из штанов, связали руки сзади, натянули тельняшку на голову. А потом бить начали. Сильно лупили, нос мне сломали, ребра треснули в нескольких местах. Пробовали допрашивать, но что с меня взять было? Я совсем плохой был, даже идти самостоятельно не мог. Они меня за руки схватили, поволокли. Бросили в кузов грузовика. Лежу и чувствую, что рядом со мной еще кто-то. Толкаю локтем и шепчу: «Ты кто?» В ответ — молчание. Потом лишь понял, что меня с «двухсотыми» в одном грузовике вывозили из-под Иловайска. Везли долго, часов пять. По пути в туалет просился, мол, мужики, вы же не изверги, надо мне по нужде. А они в ответ: «Ссы в штаны, “правосек“!» Слава Богу, хоть не били больше. Через несколько часов приехали куда-то. Затащили меня в какое-то помещение. Какой-то человек со мной начал разговаривать: «Кто такой, звание, подразделение?» Но мне к тому времени совсем плохо стало. Я сознание через раз терял. В общем, как-то само собой вылетело у меня, что я был мобилизован в батальон территориальной обороны Днепропетровска. О том, что я доброволец, не сказал.
Сигарета дотлела и обожгла Андрею пальцы. Его лицо исказила гримаса боли.
— Потом ко мне все-таки привели врача. Он посветил мне зеркальцем в глаз, подержал за руку, спросил о самочувствии. А потом заявил куда-то в сторону: «Этот контужен, состояние тяжелое». Пришли санитары, положили на носилки. Отвезли меня в госпиталь Калинина в Донецке. Там много наших пленных подлечивают. Со мной в палате трое армейцев было. Но без охраны нас не оставляли: двери в палату были сняты, в коридоре охранник прохаживался с автоматом. Разговаривать запрещено. Но лечили как гражданских. Медсестра капельницы ставила, хотя общаться с нами не хотела, сказала лишь раз, что ее дом разбомбили «такие, как мы». Недельку лечили, а потом за мной пришли и кинули меня и еще четверых раненых на пол в автобус. Пока везли, охранник передернул затвор и сообщил, что нас везут на расстрел. Но привезли нас в здание Донецкого СБУ — там тюрьма для пленных. Мне повезло. Меня приняли за контуженного контрактника из ВСУ. Поэтому сидел в камере на первом этаже, с другими армейскими. Кормили сносно, но мало. Тарелку каши днем, пару раз в день чай жидкий. Там нас около 100 человек сидело, на первом этаже СБУ. В камерах по 15–20 человек. Спали прямо на полу, в скотских условиях на каких-то грязных тряпках и матрасах. Единственное развлечение — общение друг с другом. Иногда вывозили на работы — разбирать завалы на окраинах Донецка, некоторых выпускали полы мыть и туалеты убирать. Бить особо не били, но если плохо работаешь, то могли прикладом угостить по почкам. Очень тяжелый психологический климат был. Полная неизвестность. С утра до вечера все ругали войну и делились друг с другом планами, что будут делать, когда их отпустят. Некоторые молчали все время, по ночам плакали. Другие впадали в иную крайность — хвалили дээнэровцев и пытались заискивать перед охранниками.
По словам Андрея, допрашивали их люди с явным российским акцентом. Охранники все тоже россияне. Некоторых из его сокамерников время от времени куда-то увозили, обратно никто не возвращался. Часто были слышны крики с нижнего этажа, где сидели добровольцы. Охранники шутили, что там «“правосеков“ кастрируют и на кол сажают». Андрей говорит, что у них вообще черный юмор
в чести был:
— Могли ввалиться ночью, поставить на четвереньки и заставить хором кричать: «Мы укропы-пид…ы!» Очень любили спрашивать, кто из нас «скакал на Майдане»... Обменяли меня вечером. Вывезли на Еленовку с несколькими пленными. На прощание сказали: «Попадетесь еще раз, живьем закопаем». И отпустили... Потом узнал, что 10 наших обменяли на 10 ополченцев. Я этих ополченцев видел, навстречу нам шли между блокпостами. В глазах у них такая же радость была, как и у нас.
После плена Андрей уже месяц сидит дома — врачи предписали долгое лечение. Ночами ему снятся Иловайск и камера в Донецком СБУ.
— Иногда я вскакиваю — снится, что меня бьют и выводят на расстрел, — отводя взгляд в сторону, прощается со мной бывший доброволец и пленный. На войну Андрей больше не собирается. — Я свое отвоевал. Теперь пускай другие хлебнут этого дерьма…
