В разное время в Туркмении запрещали (и многое не разрешили до сих пор) оперу, балет, библиотеки, академию наук, провинциальные больницы, интернет, компьютерные игры, дипломы зарубежных вузов, золотые зубы, пенсию по старости, машины темных цветов, бороду и усы, гомосексуализм, болеть инфекционными заболеваниями (включая пресловутый COVID-19), пользоваться косметикой, слушать радио в автомобиле, юбки, цирк, курить при людях, иностранные СМИ и иностранную музыку, джинсы на женщинах, пособия по инвалидности. Тысячи их.
Запреты проистекали в основном из личных представлений Туркменбаши о прекрасном: он перестраивал свою родину в белом мраморе и колючей проволоке, как иные перестраивают загородный дом. Он стал не просто правителем – почти богом, а вот коронованным шахом все-таки не стал.
Есть свидетельства, что идею в буквальном смысле высмеяли старые товарищи по ЦК КПСС вроде Бориса Ельцина или Нурсултана Назарбаева. Но в итоге от «Ниязовской Туркмении» почти безразличный к внешнему миру Ниязов отказался, скорее всего, потому, что имел просто отвратительные отношения со своим единственным сыном – Мурадом. В итоге наследником Туркменбаши стал не отпрыск Туркменбаши, а стоматолог Туркменбаши – будущий основатель династии Бердымухамедовых.
Гурбангулы Бердымухаммдов был, конечно, не обычным дантистом, а главой лучшей клиники, профессором и доктором медицинских наук – другому человеку Ниязов свои зубы не доверил бы (у него вообще был некоторый «пунктик» на зубах). Доверие монарха сделало врача министром здравоохранения, а несколько позднее – заместителем Туркменбаши в правительстве. То есть человек он был по-своему опытный и образованный, а после некоторых лет царствования стал всезнающим: к какому бы сообществу ни заглянул Аркадаг в разрезе от бахчеводов до велосипедистов, все собравшиеся аккуратно записывают лекцию вождя по своей профильной деятельности. Аналогичный церемониал мир знает только по династии Кимов.
Так на смену хаотичному отрицанию окружающей реальности, которое базировалось на прихотях правителя, пришел перфекционизм в жестко заданных национальных рамках. Некоторые абсурдные запреты сняли, некоторые оставили, некоторые ввели впервые (например, туркменкам по факту запретили сидеть за рулем авто), но в целом Бердымухамедов-старший весьма ответственно подошел и к госстроительству, и к воспитанию наследника, который получал образование и в Ашхабаде, и в Женеве, и в Москве (в Дипломатической академии МИД).
Сколь бы странна и вычурна ни казалась Туркмения, ее политическая система при Аркадаге прошла многочисленные проверки на прочность. Две – действительно мощные. Сперва у туркмен отняли почти все «дары Туркменбаши» – такие, например, как бесплатные газ и общественный транспорт. А уже после этого государство столкнулось с дефицитом советского типа: в немногочисленных частных магазинах полно товара, но по совершенно недоступным для большинства туркмен ценам (реальный курс маната за пределами страны в разы выше, чем установленный внутри нее), тогда как в государственных, где цены дотируются, всего и всегда не хватает.
Примерно такой же кризис поразил и до сих пор терзает Венесуэлу, где дошло до массовых штурмов госграницы, уличных боев, голодных бунтов и попытки революции. Ничего подобного в Туркмении не было – Сердару достается внешне стабильное, пускай и не беспроблемное царство, а уходящий шах может спокойно стареть и играть с любимым внуком.
Наверняка это будет царствование под строгим приглядом отца, но лишь в том случае, если отец сам того пожелает. Бердымухамедов-старший производил впечатление жизнелюбивого человека, а теперь, оглядываясь в его прошлое из настоящего, можно признать, что специфическое понимание ответственности за странное туркменское государство значило для Аркадага больше, чем власть ради власти.
Судя по свидетельству тех, кто знает наследника лично, человек он собранный, закрытый, с тихим голосом и с определенным отпечатком своего пути – пути наследного принца в восточной деспотии. Но никто из тех, кто его знает по-настоящему хорошо, не будет говорить об этом открыто – таковы традиции сказочной страны.
У наследника есть жена и четверо детей, прочие подробности скрыты завесой тайны национального уровня. Почти 15 лет никто, кроме ближнего круга, не наблюдал и мать молодого шаха – жену президента Туркмении, пока в прошлом году в Ашхабад не заглянул президент Турции Эрдоган с супругой (гости такого статуса там редки, как в Пхеньяне) и кто-то из его делегации не сделал фотографию двух улыбающихся ВИП-пар. Перед пенсией Аркадаг немного расслабился.
Теперь единственный сын Бердымухамедовых берет на себя бразды правления и обещает какие-то реформы, направленные в том числе на развитие частного предпринимательства. Молодой вождь может показаться (или даже быть) человеком, который внесет в общественную и экономическую жизнь Туркмении побольше современного и общепризнанного, убрав откровенную крипоту. Силами наследного принца Мухаммеда в некогда столь же глухой к внешнему миру Саудовской Аравии идут сейчас как раз такого рода перемены, хотя он пока еще наследный принц, а не молодой король.
Но в реальности от Сердара можно ждать чего угодно. Его лицо непроницаемо, а биография, сколь можно судить, бесконечно далека от веселой и разнообразной жизни принца Мухаммеда. Там, где араб меняет вековые уклады, основанные на религии и племенных традициях, туркмен вообще не скован укладами.
Не ограниченный ни Кораном, ни конституцией, ни партией (как в КНР или КНДР), а только лишь уважением к отцу, собственной фантазией и экспортной ценой на газ, которая сейчас высока как никогда... Немного в мире таких, как Сердар и его уникальное государство, искренний интерес культурологов и политологов к которому не будет в полной мере удовлетворен еще, может быть, год, а, может, и все двести лет.
Но пока Туркмения остается нейтральной страной (а это публично обещано Сердаром и отцу, и народу), все прочие интересы к ней со стороны России можно считать удовлетворенными.
Приятно видеть в числе постсоветских республик хотя бы одну, которой от тебя вообще ничего не надо.
