У них шок: 5 утра, куча людей с автоматами и в спецснаряжении, которых видно через окрытый дверной проем. Успокаиваю их через плечи солдат и прошу зайти домой.

Старший отдаёт распоряжение: вынести и сдать все телефоны, планшеты, ноутбуки, средства связи. Ходит за нами, пока собираем. Ведут себя прилично. Сгрузили на столе все наши гаджеты. Попросили принести документы. Достаю кошелек, там деньги. Кладу на стол паспорт вместе с купюрами. Саша тоже достал свой паспорт из портмоне. Деньги нас попросили со стола убрать – мол, мы не грабить вас пришли.

После этого солдаты начали самостоятельный обыск, а двое главных переместили нас с мужем на кухню, где, собственно, и начался допрос. В руках у них были распечатаны листы А4, по которым они сверяли информацию. ФИО, давно ли женаты, дети, возраст, имя, чем занимаемся, состояли ли в правом секторе. Мы рассказали как есть: да, состояли, и про подставу своих же, и про многогодовые суды “за побиття” главных правосамок в Херсоне – усочовой и войтечкиной. Спросили чем сейчас заняты. Сказали опять как есть – что печем хлеб, что у нас много сотрудниц мам-одиночек.

Начались политтехнологические разговоры.

“Вот вы верно сделали, что открыли сами, что не пришлось выбивать ваши двери и ставить на уши весь дом. Это правильно. Если вы нас услышите, то вы будете в полной безопасности”- говорит мне явно старший.

За первые полчаса я чётко разделила их по классам. Первый, главный, явно какая-то их Голова. На обычного вояку не похож. Грамотная речь, знает как строить фразы, как обойти острое и как заострить уже нужное ему. Говорит тихо, спокойно. Пристально смотрит в глаза. Голос мягкий, крадущийся.

Агентурный спец. Я назвала его Замполит.

Второй – Технарь.

Специалист. Именно он проводил осмотр техники, решал какую брать и куда смотреть. Резкий, собранный, немногословный.

Все вопросы задавал четко и только по электронным носителям.

Третий – я назвала его Горыныч. Здоровенный, как гора, в чистой красивой форме. Полностью экипирован, в отличие от остальных. От шлема до бронника, с кучей подствольный сумок. Вел себя спокойно, уверено, не нагло. Чувствовалось, что профессиональный вояка, не срочник.

Был ещё один. Гиена. Мельче всех. Он первый не стесняясь снял маску. Лицо неприятное, в глазах огоньки. Задавал кучу личных вопросов, не относящихся к делу. Например, увидел черно-красный магнит на холодильнике, говорит “Ооо, это ж правый сектор!”. Тихо отвечаю, что все мы здесь – один правый сектор для вас..

Спрашивает, “А что такое “понад усе?”. “Превыше всего”, – перевожу.

У чувака загораются глаза ещё больше: “Ааа, это же как в фашиствующей Германии – “uber Alles!”? Ты же знаешь лозунги фашистов, да?”

Говорю, “давайте я вам щас про ваши свастики расскажу и про ваши лозунги, померяемся фашизмом!”. Но старшие его останавливают, закрывая рот.

Гиена не очень довольна, хоть и заткнулась.

Сашу увели допрашивать в другую комнату.

Говорю, что если просто сидеть ждать, то я пошла курить в подъезд.

Горыныч отправляется со мной.

Курим. Приспускает маску.

Спокойный, без показухи и бравады.

Нормальное человеческое лицо..

Говорю ему, мол, сюр какой-то.

Он такой “что это за слово, сюр?”.

Сюр, сюрреализм, дурной сон – объясняю.

Что я, в своем домашнем халате, в тапочках, на своем привычном крыльце, курю с вражеским боевиком, у которого в руках автомат. А в метре у подъезда припаркованы две Z-машины.

Говорит, “Поймите, мы тут надолго, мы за своим пришли”. Отвечаю, “Да за каким же своим? Вы У НАС дома, не мы у вас!”.

Говорит, “Ну, плохо к русским относитесь же”. У меня появляется нервная гримасса от того, что хочу сказать больше, но инстинктивный страх перед человеком с оружием не даёт.

Аппелирую, что “У меня половина родни русских, я всю жизнь здесь живу, у нас все в основном на русском говорят! И никто нас здесь не притесняет! И это вы сегодня стучите в мой дом, а не я в ваш! Не мы не даём спать вашим детям, а вы – нашим!

Вас обманули, вы понимаете?”.

Говорит, “У каждого свое мнение”.

Спокойно так говорит, даже отрешенно.

“Вы думали, я верил что меня здесь с цветами будут встречать? Нет, конечно. У меня – приказ начальства. Да я, в принципе, и вас то понимаю – если бы кто-то пришел ко мне домой, я бы тоже его ненавидел”.

Успеваю сказать лишь что рано или поздно они поймут КТО они для своего же начальства, и что только они могут это все остановить, как меня зовут назад в дом.

Замполит попросил меня вернуться к ребенку и перегородить ей собой вид на ту часть квартиры, которую им еще нужно обыскать.

Я подошла к Янке, легла на кровать, обняла ее. Все это время они ходили по спальням. Ходили тихо, переговариваясь шепотом. Искали радиоточку, или какую-то установку, если я не ошибаюсь – я не спец.

Скоро обыск спален был окончен, мне махнули рукой что можно опять выходить в кухню. Сами же тихо прикрыли за собой дверь в дочкину комнату. Янка так и спала – ее никто не разбудил, слава богу.

Всю найденную у нас технику сложили на столе на кухне. Технарь сказал, что изымают всё. Старший спросил есть ли здесь что-то, что нужно нам для работы. Я сказала, что наши телефоны как раз и являются рабочими – все поставщики и прочее находятся именно там. Замполит приказал технарю пересмотреть все содержимое мобилок на предмет опасности и оставить телефоны нам. Технарь нашел в галерее видео, когда я их снимала, и сказал что удаляет его, конечно же. Из-за плеча старшего выскочил Гиена: “Ничего себе, она нас снимала! Зачем!?”. Говорю как с тупым: а если бы тебе военные тарабанили в окна в 5 утра, ты бы их не снимал?”.

Молчит.

Также нашли в галерее видео “лже-допроса” стремоусовым своего “похищенного” дружка Тарасова. Спросили что это. Говорю, та ваши же клоуны, сепарские: похищают друг друга, киношки делают, людей пугают.

Военные ухмыляются.

Саше сказали одеваться, ехать с ними.

Спрашиваем: “А смысл? Все что хотели вы увидели, изъяли, допросили. А вот работа пекарен встанет”.

Голова подумал, и в конце дал отбой, сказав своим, что забирать его пока не будем.

Не сегодня.

Гиена опять вставил 5 копеек: “Будете еще кричать “Русский корабль идинахуй?”.

Уже нервно смеюсь, говорю, конечно будем, всегда. И смешное в том, что вы ищите страшных нациков, но теперь вам это кричат каждая бабушка и ребенок. Идите лучше домой, нас здесь защищать не от кого, только от вас”. Страшно, конечно, но говорю. Он заводится, а у меня начинает дрожать голос. Слава богу, его провокации опять пресекает их старший.

Скрыто угрожали: нельзя менять место проживания, нельзя именно нам с мужем ходить на проукраинские митинги. “Занимайтесь работой и дочкой” (с)

Технику, сказали проверят и вернут.

Голова сказал “Мы тут навсегда, поэтому давайте без провокаций”.

Навсегда, да, – сказала я, – в НАШЕЙ земле. Сделал вид, что не понял сарказма.

Хотя на самом деле понял – видно ж, что не дурак.

7:00

Уходят.

Главный выходит из квартиры последним.

Поворачивает голову и говорит Саше: “Береги жену. Она молодец, сказала куда муж туда и я. И дочку береги. Не делайте глупостей”.

Вышли, рассаживаются по машинам.

Я тоже выхожу – курю и смотрю вслед отъезжающим машинам с белой Z на окнах.

***Забавно то, что у нас довольно сложный запутанный домашний адрес. Нас никогда не могут правильно найти ни таксисты, ни курьеры, ни участковые. Оторванный от общей нумерации дом, на котором нет табличек над подъездами, сами они закрыты на железные двери, а на входных дверях нет номеров квартир…

Но постучали они именно в наши окна, безошибочно. Мое окно мог показать только тот, кто сам тут бывал.

Захожу в дом.

Принимаю успокоительное, иду спать.

Думаю о том, что каждый день приносит какой-то новый pizdetc.

Вновь проснулась только к 13:00.

Мне кажется это был просто сон: что в моем коридоре никогда не сидело семеро человек из российского спецназа с автоматами на плечах, а у подъезда никогда не стояли машины с латинской буквой Z».