Сейчас ограничения остались лишь для ракетной техники, но их срок истекает в 2023 году. Все прочие контакты по линии военно-технического сотрудничества Ирану разрешены. Китай немедленно использовал эту возможность и добился предварительного согласия Ирана на предоставление особого статуса Китаю в деле создания своего плацдарма в сфере традиционного господства США – в зоне Персидского залива и на Ближнем Востоке в целом.

Речь идёт о продажах современного китайского оружия Ирану в крупных объёмах для всех видов вооружённых сил. Особенно тесным должно стать сотрудничество Ирана и Китая в ВВС и ВМФ. Так, уже в 2016 году, после отмены эмбарго в 2015-м, Китай добился приобретения Ираном 150 истребителей Chengdu J-10. Сумма контракта составила $1 млрд.

Однако планы Китая в отношении военного сотрудничества с Ираном преследуют не коммерческие, а глобальные геополитические цели. Формально Китай предложил Ирану за 25 лет инвестировать в экономику Ирана $400 млрд., в том числе в нефте- и газопереработку $280 млрд. и в сферу социальной и транспортной инфраструктуры $120.

Речь идёт о развитии портов, больниц, дорог и путей сообщения, Взамен Иран поставляет в Китай нефть по выгодным Китаю ценам. А для защиты инвестиций в Иран будет введено до 5 тыс. китайских военнослужащих. Разместить их желательно в местах нефтегазового транзита и портах, откуда Китай смог бы контролировать Персидский залив.

Ирану сделано чрезвычайно сильное предложение, от которого с учётом его положения отказаться довольно трудно. Китай в случае своих инвестиций просит о возможности проецирования своей силы против общего с Ираном врага – США. Внутриполитический режим Ирана Китай в отличие от США не интересует. Это делает предложение Китая для Ирана чрезвычайно соблазнительным.

Однако определённое крыло иранских традиционалистских сил считает, что Китай в таком случае покупает Иран полностью и бесповоротно, причём, навсегда. Идеологически Китай чужд исламу и считается в Иране языческой страной. В Иране возникло движение сопротивления иранско-китайскому пакту. Речь зашла о распродаже Родины и тому подобных угрозах, что заставило иранские власти притормозить темпы сближения с Китаем, а подписанный пакт объявить меморандумом, соглашением о намерениях, дорожной картой.

Постановка проблемы.

Проблемной зоной для Ирана остаётся его ВМФ, оказавшийся в результате санкций в плохом состоянии. Три фрегата и два корвета в составе корабельной группы Ирана носят патрульный характер, устарели (1071, 1972 и 1964 годов постройки) и не способны проецировать силу за пределами Ормузского пролива и Оманского и Персидского заливов.

Два фрегата строятся с 2006 – 2007 годов и уже сейчас морально устарели, один фрегат на вооружении с 2010 года, а в целом в корабельной группе Ирана три неактивных старых эсминца, три корвета и четыре фрегата, флотилия реактивных ракетных катеров для береговой охраны, десять из которых производства Китая 1994 – 1996 годов постройки, десять производства ФРГ 1977-1981 годов постройки, четыре иранских катера начала нулевых годов и три старых американских.

Подводный флот состоит из тридцати дизельных подводных лодок малого тоннажа, три из которых российского производства, четыре взяты за долги у КНДР, остальные произведены в Иране. Модернизация ВМФ Ирана является его важнейшей задачей.   

США намерены использовать факт колебаний части элит Ирана для ослабления того крыла в его власти, которое настроено в пользу сотрудничества с Китаем. Прежде всего Конституция Ирана в статье 146 запрещает размещение на иранской территории любых иностранных военных баз, даже с мирными целями.

В подписанном документе ничего не сказано о китайских военных базах, а их юридический статус, случись необходимость их размещения, нигде не оговаривается. Вероятно, на практике размещение китайских военных баз в Иране затруднено в силу отсутствия консенсуса по этому вопросу до тех пор, пока Китай не подойдёт к такому порогу инвестиций в иранскую экономику, за которым сможет оказывать нужное влияние на политические решения Ирана.

Однако прецедент с инвестициями Китая на Украине показывает, что нет прямой связи между объёмом инвестиций в страну и степенью влияния на её руководство. Внешнее управление приобретается вследствие сочетания гибридных средств воздействия, важнейшие из которых, – привлекательность культуры и политической модели и военные гарантии правящему режиму.

Необходимы симпатии населения и элит, позволяющие влиять на лояльных политиков и общественные настроения. Китайская модель и культура настолько специфичны, что не предлагаются китайским руководством для копирования. Китайская специфика неприменима для тиражирования даже в Азии.

Культурный, религиозный и политический барьеры Ирана непреодолимы для Китая, и там не ставится задача их преодолевать. Иранский политический миф также апеллирует к древности своей цивилизации, как и китайский, и потому амбиции иранского истеблишмента всегда будут оставаться проблемой для Китая. Экономическое и военное внедрение Китая в Иран при определённых условиях может не состояться в том виде, как оно запланировано в пакте.

Скорее всего, если в КНР группа Си Цзиньпина уйдёт от власти, передав её оппозиции, где сильны проамериканские настроения, ирано-китайский пакт в его нынешнем виде не состоится. Однако в 2016 году китайское руководство начало трудные переговоры с Ираном, рассчитывавшим под прикрытием сделки СВПД и достигнутого согласия с группой 5+1 диверсифицировать инвестиционные источники.

Так как конкуренция в то время была достаточно большой, и за право участвовать в разработке иранских нефтегазовых проектов шла борьба, китайские предложения не были для Ирана безальтернативными. Всё изменилось с приходом Трампа, когда США вышли из СВПД, и Иран снова в 2018 году попал в санкционную блокаду.

Тут предложения Китая стали для Ирана уникально актуальными. Аятолла Али Хаменеи, верховный лидер Ирана, дал согласие на переговоры с Китаем. В итоге в 2019 году стороны договорились о том, что Китай соглашается на беспрецедентные инвестиции в обмен на ценовые скидки (в целом, до 32% с отсрочкой платежа на два года) на иранскую нефть для Китая и согласие следовать в русле его внешней политики. В марте 2021 года подписание документа состоялось.

Именно нежелание Китая импортировать в Иран свои политические модели делает для иранской элиты приемлемым в данной ситуации китайское предложение, несмотря на сопротивление оппозиции.

Борьба за ирано-китайский пакт создаёт для России специфическую ситуацию. Любое усиление Китая и Ирана объективно создаёт для России некоторые ограничения на Ближнем Востоке, на Каспии и в Закавказье. Но без стабильного «российского тыла» китайская экспансия если не вовсе не возможна, то весьма проблематична.

Это позволяет России найти широкую область гармонизации интересов с Китаем и Ираном по интересующему Россию спектру вопросов, прежде всего по подключению ЕАЭС к проекту «Пояс и путь», действиям в Закавказье и Сирии, отношениям с Азербайджаном, Турцией и Украиной, проекции силы в район Средиземного моря и согласованию действий в отношении НАТО. 

США будут через каналы влияния на оппозицию в Китае и Иране стремиться не допустить реализации ирано-китайского стратегического пакта. Китай постарается не позволить подорвать санкциями иранскую экономику, но кризис сужает возможности Китая. Иранские санкции США уже вызвали падение китайско-иранского товарооборота и стали причиной санкций в отношении китайской компании Huawei. По этой причине Китай заинтересован в реализации сделки по СВПД и ради этого готов надавить на Иран.

Иран является единственным пунктом, по которому невозможен компромисс между Китаем и США. Затягивая переговоры по СВПД, Иран выигрывает время для форсирования своей ядерной программы. Это создаёт для России и США не только свободу манёвра, но и возможности некоторых сделок тактического характера. Россия не станет действовать во вред Ирану и Китаю, но вольна дозировать степень поддержки их сближения.

В случае удачи ирано-китайского пакта возникает зона, свободная от долларовых расчётов и влияния американских санкций, то есть появляется кластер, обладающий ресурсным, технологическим и финансовым потенциалом и носящий отчётливо выраженный антиамериканский характер. Долгосрочное соглашение между Ираном и Китаем по нефти устраняет в кластере влияние глобальных финансовых институтов с их инструментами биржи и её инфраструктуры в виде рейтингов и СМИ.

Создаются условия для возникновения сопредельных кластеров, прежде всего в Центральной Азии с участием России. По сути, это качественно изменит ситуацию в центре Евразии, определяя процессы в Европе, Африке и Латинской Америке. Особенно ожесточённым станет противостояние сверхдержав в Арктике.

Выводы.

1. Военное сотрудничество Китая и Ирана является средством достижения этими странами своих геополитических целей, связанных с реализацией исторических миссий, заложенных в национально-политической психологии их народов.

2. Военное сотрудничество Ирана и Китая направлено против США и стран, входящих в их сферу влияния, прежде всего, англосаксонского и романо-германского мира.

3. Целью военного сотрудничества Китая и Ирана является защита экономических проектов, изменяющих глобальные транзитные потоки и оттесняющих США из ключевого региона Евразии. По сути, речь идёт о вызове статусу США как глобального лидера.

4. Иран связал США сделкой по СВПД, в которой США заинтересованы больше Ирана.

5. Иран стремится играть на конфликте интересов между Китаем и США. Действия России, находящейся в этом кейсе «над схваткой», являются важным ресурсом для каждой стороны конфликта.

6. При всей заинтересованности Ирана в инвестициях из Китая, имеется область для потенциального конфликта между ними – это ядерная программа Ирана и сделка СВПД, а также цена уступок по этой теме для Ирана и Китая. Китай не заинтересован в ядерном статусе Ирана, а для Ирана его ядерный статус – необсуждаемый вопрос и гарантия сохранения суверенитета в любой ситуации.

7. Реализация ирано-китайского пакта потребует большой подготовительной работы, которая, будучи сделанной, положит начало кластеризации на Ближнем Востоке с участием Китая, Ирана и России.

8. Ирано-китайский пакт – ключевое звено китайского проекта «Пояс и путь», так как объединяются сухопутный и морской его участки. Китай получает стратегические преимущества в глобальной гонке с США, и НОАК становится гарантом безопасности транзитных маршрутов.   

9. Ирано-китайский пакт при всей своей важности подписан лишь министрами иностранных дел Ирана и Китая, что говорит о том, что главы государств считают пока опасным публиковать текст документа и ставить под ним свои подписи. Это значит, что военная составляющая пакта пока не задействована, а без неё экономические решения преждевременны.

Но и не мешает ей в этом, понимая даже, что та далека от занятий чисто миротворческой благотворительностью. Анкара стремится решать свои конкретные национальные задачи. Занятая ею посредническая позиции позволяет объяснять западным партнерам, почему Турция не хочет сжигать мосты с Москвой и Киевом.

Анкара показывает, что, с одной стороны, является самостоятельным игроком, с другой, намекает Западу на возможность выступления и на его стороне. Турция также не заинтересована в милитаризации Восточной Европы, поскольку опасается возможного изменения баланса сил в регионе не в свою пользу. В то же время, по большому счету, она пытается сбить Москву на марше, так как не заинтересована в реализации Россией в полной мере целей в проводимой спецоперации на Украине.

В этой связи близкие к турецкому правительству эксперты полагают, что в случае успеха Москвы на Украине «вряд ли та страна сохранится в том виде, в каком она существует», и утверждают, что турецкая дипломатия в контактах с Москвой и Киевом пытается провести сценарий украинского нейтралитета «по-шведски».

Такой ход событий мало приемлем или вообще неприемлем для России, но ситуация слишком пластична, слишком текуча, слишком зависит от многих факторов, в том числе и объективного свойства.

Сегодня много говорят и пишут о том, что Турция и Россия – партнеры сложные с непростой историей взаимоотношений. Но у них немало общего. Как и Россия, Турция испытала в начале ХХ века тектонический политический шок, потеряв свой статус империи. Как и Москва, Анкара испытала на стыке ХХ и ХХI веков еще один политический шок, попытавшись всерьез интегрироваться в Запад, но обнаружила, что ее не пускают дальше передней.

Появляется интригующий парадокс: решительная попытка России восстановить свое стратегическое достоинство объективно предоставляет такой же шанс и Турции. Но проблема в том, что Анкаре сложно будет долго занимать «взвешенную позицию» в отношении украинского кризиса, так как коллективный Запад вряд ли позволит турецкому кораблю качаться на мировых дипломатических волнах.

Давление на Эрдогана усиливается. Пентагон подтвердил, что Вашингтон ведет переговоры с Анкарой об отправке Киеву российских С-400 в обмен на возвращение Турции в американскую программу производства истребителя пятого поколения F-35 и снятие санкций. Такая акция предпринимается даже несмотря на то, что Анкара по договору не имеет права передавать С-400 третьей стороне без согласия Россией.

Однако, как полагают эксперты, дискуссия вокруг С-400 демонстрирует, что эта тема возвращается в повестку американо-турецких отношений в свете событий на Украине. В этой связи The New York Times утверждает, что Белый дом грозится включить Эрдогана «в единый санкционный список вместе с Путиным», заставить его ходить по лезвию бритвы. Эрдоган пока держится. Но его дальнейшая политика и действия будут во многом определяется ходом событий на Украине.