Война эта нетрадиционная – асимметричная. Использование армий и спецслужб только с одной стороны и сетевых террористических структур – с другой позволяет радикалам нанести противнику колоссальный урон малыми средствами. Итогами войны, о которой идет речь, стало уничтожение терактом «9/11» башен-близнецов в Нью-Йорке и половины Пентагона. Атакованные транспортными терактами Лондон, Мадрид, Москва и другие столицы Европы. Парализованный Мумбай. Колоссальные затраты, которые США и возглавляемые ими западные коалиции понесли, пытаясь победить или нейтрализовать (без заметного успеха) исламистов на Ближнем и Среднем Востоке. Сотни тысяч военнослужащих НАТО, задействованных в «войне с террористами» в Афганистане и Ираке. Государства БСВ, переставшие существовать в этом качестве, превратившись в территории войны всех против всех. Регионы с многомиллионным населением, взятые под контроль исламистами. И много что еще.
Джинн, выпущенный из бутылки и выпестованный в 80-е годы в качестве инструмента воздействия на Советскую армию в Афганистане, три с лишним десятилетия спустя живет и развивается по собственным законам, превратившись в одну из серьезнейших проблем мирового сообщества, которое, судя по конфронтационной политике западных лидеров в отношении России, чрезвычайно далеко от понимания уровня этой угрозы. Либо полагает, что справится с бывшими подопечными, используя их к собственной выгоде. Ошибка непростительная именно потому, что в результате Запад своими руками усиливает исламистов, формально декларируя борьбу с ними. Во всяком случае борьба со светскими режимами и насильственная демократизация, жертвами которой пали Саддам Хусейн, Каддафи, Бен Али, Мубарак и может пасть Асад, расчищает исламистам дорогу к власти и контролю над ресурсами – в первую очередь нефтью и запасами питьевой воды.
Отечественная политология в отношении избытка ее внимания к глобальным проектам и игнорирования скучной реальности мало чем отличается от западной. Политтехнологи и журналисты, государственные деятели и представители общественных структур соревнуются в разоблачении США и западного сообщества, избегая конкретики, которая могла бы сказать, чем, по их мнению, нужно заняться отечественным организациям и ведомствам, если против страны ведется описываемая целенаправленная разрушительная деятельность. Сама по себе идея о том, что Россию как серьезного конкурента пытаются поставить на место (в соответствии с пониманием властными элитами окружающего мира того, где это место находится и как туда Москву направить), не нова. Вопрос: что и в какой последовательности со всем этим делать?
Профашистская коалиция и евросоюз джихадистов
К примеру, США и страны ЕС дестабилизируют ситуацию на Украине и блокируют российские внешнеполитические и экономические инициативы по всем направлениям, включая голосование в ООН по резолюции о борьбе с героизацией нацизма. Как известно, только три страны – США, Канада и Украина голосовали против российской резолюции, но большая часть государств, входящих в Евросоюз, воздержалась, подтвердив тем самым все подозрения в попытках добиться пересмотра результатов Второй мировой войны. Причем аргументы воздержавшихся в пользу необходимости уравнивания сталинизма с нацизмом, без которого они поддерживать антинацистскую резолюцию не будут, дают все основания говорить, что оправдание фашизма в западном сообществе легитимировано.
В данном контексте, не вступая в дискуссию о Сталине, не имеющую отношения к сути вопроса, уточним: он для голосовавших в ООН являлся или таким же историческим персонажем, как его союзники во Второй мировой войне Рузвельт и Черчилль, или аналогом Гитлера, с которым они воевали – то есть мировым злом. И нацизм лучше – по крайней мере для стран, представители которых голосовали против упомянутой резолюции или по каким-то причинам воздержались от ее поддержки. Понятия исторической справедливости, истины или совести здесь упоминать бессмысленно – они неуместны. Однако то, что проведенное в ООН голосование подтвердило: на Украине на самом деле идет война с фашизмом и теми, кто защищает фашистов, воскрешает их идеологию, – существенно.
Значит ли это, что Россия может вести себя так же, как США и страны Евросоюза в отношении их самих, опираясь на аналогии с Украиной? То есть, как это было во времена конфронтации сверхдержав, вести «войны по доверенности» на территориях, входящих в сферу их национальных интересов? Смещать близкие им режимы на дальней и ближней периферии, заменяя прозападных лидеров теми местными деятелями, которые для Соединенных Штатов и ЕС наиболее опасны? Обрушивать важные для них проекты всеми методами, включая открытый шантаж и подкуп, как происходит с газопроводом «Южный поток»? Натравливать на Запад всех его противников, включая исламистских террористов, финансируя и вооружая их, как это делают страны НАТО с 80-х годов по сию пору с террористическими группировками, используемыми не только против Москвы в Афганистане, но и против любых ее партнеров или государств, которые могли бы стать партнерами России?
Ответ в данном случае отрицательный. Причем исходя не столько из соображений дипломатической и политической морали (политика, дипломатия и мораль, к сожалению, несовместимы), сколько из причин практических. Двойные стандарты вроде голосования в ООН и политические комбинации наподобие украинского кризиса реализуются США и их союзниками с успехом, однако последствия, судя по «арабской весне», отличаются от всего того, что ожидают в Вашингтоне и Брюсселе, причем катастрофически. То есть Штаты своими действиями порождают не «управляемый хаос», а хаос неуправляемый, не могут с ним справиться и бросают своих клиентов на произвол судьбы. Имитация того, что американские политики и дипломаты знают, что делают, и если у них что-либо идет не так, то только из-за «злых гениев», в число которых начиная с провала в Сирии входит Москва, вводит в заблуждение многих. Однако копировать провалы Вашингтона из-за этого вряд ли имеет смысл.
У России достаточно собственных проблем и далеко не все они имеют отношение к Соединенным Штатам. Так, противостояние с радикальными исламистами требует концентрации не столько на американском, сколько на саудовском, катарском, пакистанском и турецком направлениях. Необходимо серьезное усиление оперативной работы силовых ведомств на низовом уровне, в том числе технологическое и кадровое. Важнейший вопрос – сотрудничество с силовыми структурами постсоветских республик по направлениям, представляющим взаимный интерес. Этого требуют не только события, происходящие в Афганистане и Прикаспии, но и ситуация во внутренних регионах самой России, которая в связи с делом «дорожных убийц» в Подмосковье должна быть пересмотрена со всей тщательностью. И это более чем важно.
Требования установить визовый режим с постсоветскими республиками, справедливые ссылки ряда экспертов на то, что де-факто Россия имеет открытую границу с Пакистаном, и обсуждение проблем трудовых мигрантов не приводят ни к каким оргвыводам не из-за противодействия лоббистских групп, заинтересованных в открытых границах страны, но по другим, куда более объективным причинам. Хотя лоббирование профильных ведомств и организаций также не стоит сбрасывать со счетов. Однако никто пока не сказал, что делать с криминалом, радикальным исламом и терроризмом, носители которых являются гражданами России. А таких людей более чем достаточно.
Высылать их из страны? На каком основании и куда? Лишать гражданства? Тем более на каком основании? Законодательной базы для этого нет. Сажать в тюрьмы? Разумеется – если есть за что. Однако не стоит забывать, что религиозный радикал в криминальной среде не просто комфортно чувствует себя, но и создает новые религиозные группировки, в том числе террористические. «Тюремные джамааты» – не российское изобретение: в Западной Европе исламизация криминальной среды и возникновение на ее базе террористических группировок, сращенных с уголовным миром, представляет собой стандартное явление.
Единственным действенным лекарством от этого является изоляция террористов и членов радикальных исламистских группировок от прочих заключенных (опять-таки если позволяет законодательство и в стране существует соответствующая инфраструктура), но вопрос о том, как добиться их дерадикализации и возвращения в общество, не решен нигде и никем. Не исключено, что на этот вопрос просто нет ответа: времена, когда можно было сослать «нежелательные элементы» за тридевять земель, забыв о их существовании (в Австралию, Гвиану, на Андаманские острова или Колыму – в зависимости от страны), прошли безвозвратно. Тем более что глобализация исключает длительную изоляцию по определению.
В современном мире кто угодно без особых проблем может добраться откуда угодно куда угодно, используя обычную транспортную инфраструктуру, в том числе туристическую. Это в настоящее время демонстрируют боевики-джихадисты из Европы, прибывающие в Исламское государство при помощи средиземноморских круизных лайнеров, идущих через порты Турции (ее границы с Сирией и Ираком прозрачны, оружие добровольцы получают на месте, а система их вербовки и приема в ИГ налажена профессионально).
Это в полной мере касается России, а также республик Центральной Азии: террористы на постсоветскую территорию вовсе не обязательно будут прибывать из стран БСВ. В Европе они многочисленны, их ячейки активны, включают состоятельных людей, которые много путешествуют по миру и легко в нем ориентируются. «Полевую практику» в зоне боев в Сирии, Ираке и Ливии прошли тысячи людей с европейскими паспортами. Среди них есть немало выходцев из стран постсоветского пространства со свободным, зачастую родным, русским языком.
Вопрос вопросов: может ли быть налажен пусть не контроль («запереть» страну по аналогии с советскими временами невозможно даже теоретически), но хотя бы учет людей, которые живут в странах БСВ или регулярно туда выезжают – вне зависимости от декларируемых целей? Отследить контакты миллионов туристов, сотен тысяч граждан России, имеющих в Египте, Турции или Эмиратах недвижимость, десятков тысяч, владеющих там бизнесом или выехавших на обучение (которое зачастую также растягивается на годы), физически невозможно, однако в ряде случаев необходимо.
Это в меньшей мере касается хаджа, хотя по нему квота одной России составляет десятки тысяч человек. С учетом же республик Центральной Азии и Азербайджана говорить нужно более чем о ста тысячах выезжающих на хадж ежегодно с территории бывшего СССР. И если организованное паломничество может быть «прикрыто» группами сопровождения, то все прочие потенциально опасные ситуации – только информантами на местах. Включая как Россию, так и страны потенциальной угрозы, в том числе Европу с ее джихадистским подпольем и радикалами в мечетях и студенческих клубах, а также Северную Америку, о чем убедительно свидетельствует прецедент братьев Царнаевых.
Поле деятельности спецслужб
В данном случае Россия столкнулась с обычной для ситуаций такого рода проблемой получения первичной информации и быстрой обработки больших ее массивов, включая создание общенациональной базы данных, доступной профессионалам соответствующих силовых ведомств. В середине 90-х годов после начала масштабной террористической активности палестинцев с такой же проблемой столкнулись в Израиле. Она была решена с участием специалистов из компьютерного подразделения «8200», которые написали специальные программы для силовых ведомств, использовав наработки, существовавшие в различных сферах гражданского сектора.
Специфические проблемы России – масштаб задач (колоссальных по сравнению с Израилем) и возможность утечки к «опекаемым» информации из системы из-за коррупции и наличия у радикалов семейных связей во власти и правоохранительных органах. Впрочем, следует отметить, что разработанные и опробованные в аналогичных системах технологии защиты и контроля дают достаточную гарантию от утечек сведений во внешний мир, а в случае, если они происходят, позволяют выявить «слабое звено».
Однако никакие высокие технологии не заменят оперативной деятельности – в первую очередь на низовом уровне. Проблема не только в достаточном числе и уровне подготовки участковых инспекторов МВД, но и в том, что любое сокращение кадров, затеянное ради очередной реформы силовых ведомств, как правило, проводится именно за счет «полевиков», а не руководящего и вспомогательного состава. Вымывание лучших кадров из правоохранительной системы в гражданский сектор – также стандартная ситуация. Оно самым прискорбным образом сказывается на безопасности населения и страны в целом.
Тенденции к формированию этнической преступности нового типа, ориентированной на исламистский радикализм, равно как и присутствие по всей России нерусскоязычных общин из Закавказья, Центральной Азии и с Северного Кавказа, требуют насыщения ведомств, отвечающих за безопасность, профессиональными кадрами, владеющими всеми основными языками народов бывшего СССР, формирующих многомиллионную общину «новых гастарбайтеров». Речь не о возможности привлечения в случае необходимости переводчиков, но именно о людях, входящих в правоохранительные и силовые ведомства в качестве штатных сотрудников.
Возможно, в России, являющейся после США второй страной мира по притоку мигрантов, может быть использован американский опыт по формированию этнических подразделений, действующих в районах компактного проживания всех этих людей. То же самое касается интеграции в силовые ведомства страны представителей соответствующих республик и регионов. Необходимость этого очевидна: практика показывает, что наиболее важные сведения задержанные дают в течение максимум трех дней после ареста. Потеря времени или привлечение к общению с ними стороннего переводчика, не владеющего или нюансами языка, обычаев и традиций, или профессиональной тематикой, недопустима и может чрезвычайно дорого обойтись. Тем более что «подопечные» российских силовиков демонстрируют все больший профессионализм.
Чрезвычайно важно присутствие людей, владеющих соответствующими языками, как в местах предварительного заключения, так и в системе ГУИН. Ситуация, когда охрана не понимает, что обсуждают задержанные и заключенные, недопустима. Тем более если говорить о лицах, подозреваемых в террористической деятельности или изобличенных в ней. Речь опять-таки не об отдельных специалистах, но о принятии на вооружение системы, в которой наличие сотрудников соответствующей квалификации обязательно во всех профильных учреждениях страны.
Значительную часть проблем могут снять их коллеги из силовых ведомств стран и регионов, откуда происходят преступники – уголовники, террористы и радикалы. В том числе направленные в Россию в длительные командировки, на стажировку или перешедшие на работу в отечественные структуры. Однако кооперация и координация, необходимые для этого, отсутствуют и на региональном, и на международном уровне. Тяжело сказалась на самой возможности сотрудничества такого рода непосредственная вовлеченность ряда высокопоставленных представителей силовых ведомств постсоветских стран в нарушение законодательства – контрабанду и наркотрафик.
Помимо прочего, речь идет о маршрутах транспортировки афганских опиатов: героина высоких степеней очистки через Туркменистан и Каспийское море на Западную Европу и «стандартной продукции» через Центральную Азию в Россию. Говоря попросту, несмотря на острую необходимость в сотрудничестве, уровень взаимного доверия силовиков часто невысок. Это легко понять, если учесть, что ряд участков таджикско-афганской границы, по данным российских профессионалов, контролируют группировки местных поставщиков наркотиков, интегрированных во властные структуры, а в Киргизии сильны позиции как у наркоторговцев, так и у криминальных авторитетов, патронирующих местные рынки.
Отметим: подмосковные «убийцы на дорогах» не только действовали на протяжении ряда лет и были задержаны случайно. Они работали и жили в домах высокопоставленных чиновников, где проверки практически исключены. Является это стечением обстоятельств или продуманной тактикой, покажет следствие. Но факт наличия у них, помимо оружия, экстремистской исламистской литературы говорит о целевом формировании во внутренних районах России групп, наподобие тех, что действовали в ходе «арабской весны» в светских странах БСВ. Центральноазиатское происхождение группировки заставляет вспомнить о саудовском Управлении общей разведки и пакистанской ISI. Случайность здесь исключена. И проблема хоть и текущая, но очень важная.
